— А мне можно? — спросила Девлин.

— Конечно-конечно. — Уилсон протянул пачку. — Я и не знал, что врачи тоже курят.

Девлин поднесла свою зажигалку к кончику сигареты и глубоко затянулась.

— А я не знала, что боксеры курят, — ответила она.

— Когда это было… — протянул Уилсон.

Под воздействием никотина Девлин воспринимала голос Уилсона как бы издалека. В конечностях ощущалось слабое покалывание. Впрочем, чувство исчезло так же быстро, как и появилось, сменившись полным удовлетворением. Ужасно, конечно, но сейчас Девлин ничто бы не доставило большего удовольствия, чем сидеть вот так с сигаретой в зубах… Она откинулась на спинку стула и затянулась еще раз.

— Откуда вы узнали о моем сломанном пальце? — поинтересовался Уилсон. — Это было страшной тайной.

— Я в то время как студент-медик проходила практику у ортопеда, — объяснила Девлин. — Так вот, лечащий врач применял в качестве пособия вашу рентгенограмму. О том, что она ваша, я прочитала на этикетке.

— Будь я проклят!..

— Раз уж на то пошло, я думаю, что по справедливости, жюри должно было присудить победу вам. В кои-то веки судьи разрешают итальянцу побить боксера-негра.

Уилсон улыбнулся и кивнул.

— За что они вас подставили с этим убийством? — спросила Девлин.

Уилсон ловко присел на краешек стола.

— Большинство боксеров отваливает примерно процентов восемьдесят заработка своим менеджерам. Вывести тебя в люди под силу очень немногим жучкам, и они уж позаботятся о том, чтобы хапнуть большую часть твоих денег якобы „за понесенные расходы“. Я подал на своего управляющего в суд, но оказалось, что им, в свою очередь, вертели заправилы гостиничного бизнеса в Лас-Вегасе. Мертвая потаскуха стоила немного, зато остальным боксерам преподали четкий и ясный урок. — Уилсон пожал плечами. — Вот и все…

— Но, вижу, вы в отчаяние не впали, — сказала Девлин.

— В отчаяние? — переспросил боксер. — Очутившись здесь, я два месяца не мог спать. Я потерял все, что имел. Черт возьми, я до сих пор не расплатился со своими адвокатами!.. Лежа на койке в ожидании подъема, я убивал этих гадов миллионами разных способов, вырезал их семьи у них на глазах, заставлял бешеных собак насиловать их жен до смерти…

Остановившись, боксер взглянул на Девлин и смущенно моргнул; ярость, появившаяся в его глазах, исчезла.

— Прошу прощения, — извинился он.

— Ничего, все нормально, — мягко успокоила Девлин.

Уилсон затянулся.

— И уже позже, сидя как-то на койке с картонной трубочкой во рту и подогревая моей „Зиппо“ щепотку героина в корытце из фольги, я понял, что „отчаяние“ — еще один нож, который эти сволочи вонзили мне в потроха, а я сам помогаю им его проворачивать. Курить я не бросил, — Уилсон приподнял руку с сигаретой, — но порошок спустил в унитаз и пошел спать.

— Я очень рада, — сказала Девлин.

Уилсон улыбнулся. Девлин снова ощутила некоторую неловкость. Страдания Уилсона, та несправедливость, которую ему пришлось вынести, были столь беспощадными, что у нее мороз прошел по коже. Она никогда не считала себя особо сердобольной и достаточно навидалась людских несчастий, чтобы привыкнуть к слепой жестокости судьбы, но, глядя на Уилсона, не находила слов сочувствия, которые не прозвучали бы фальшиво. Она докурила сигарету до фильтра, погасила окурок и снова взяла со стола пачку.

— Я возьму еще одну?

— Конечно.