Эти слова отдавались в голове Клейна, но застряли где-то в груди. Он почувствовал себя идиотом.

— Я подойду минут через десять.

Коули фыркнул и исчез за поворотом лестницы.

Клейн треснул ладонью по стене: черт возьми все это заведение и его вместе с ним!.. Оттолкнувшись от стены, он направился к кабинету. Хрен с ним. Он выходит отсюда, а злость испытывать легче, чем боль. Плевать на все. А почему нет? Через двадцать четыре часа все, включая и Коули, станет только неприятным воспоминанием. И все-таки Клейна коробило от чувства горечи и вины. Распахнув дверь в кабинет, он сразу увидел Джульетту Девлин.

И мысленно отступил назад.

Девлин стояла спиной к нему, облокотившись на стол, и, оттопырив попу, листала медицинский журнал по неврологии. Между пальцами ее руки дымилась сигаретка „Уинстон Лайт“. Клейну всегда нравились курящие женщины — курение отбрасывало некую тень на их Богом данное совершенство, и Рей мог терпимее относиться к своим собственным многочисленным и разнообразным недостаткам. А в отношении Девлин эта плохая привычка имела большое значение, поскольку, по мнению Клейна, ее совершенство было абсолютным. Она была высокая, а ноги росли из шеи, что нравилось Клейну еще больше, чем пристрастие девушки к „Уинстон“. К тому же у нее были небольшие, крепенькие на вид груди, — во всяком случае, Рей на это надеялся, поскольку до сих пор не представилась возможность увидеть их в натуре. Но, главное — крутенькая, мускулистая попочка и трехсантиметровая щелочка вверху между бедрами. Созерцание ее привело Клейна в такое состояние, что он возжелал провалиться сквозь землю. К тому же у Девлин потрясающе варил котелок. Это тоже нравилось Клейну, хотя ни на йоту не облегчало его теперешнего состояния.

Девушка повернула голову и взглянула на Клейна: длинная шея, правильные черты лица, карие глаза, которые не дрогнули, встретившись с ним взглядом… Короткая стрижка, придававшая ей вид хулиганистого мальчишки, была последним пятнадцатисантиметровым гвоздем, вбитым в ручки и ножки безнадежной страсти Клейна.

Мощная волна ощущений сплавила нервные окончания Клейна в единое целое, но в следующее мгновение рефлексы, произраставшие из суровой программы выживания, подавили неуместное желание и затолкали его, вопящее и брыкающееся, в самый дальний уголок подсознания.

Увидев лицо доктора, Девлин выпрямилась и повернулась.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

Клейн медленно попытался обуздать себя — еще один аспект его сложных отношений с женщинами: ему всегда казалось, что догадайся они хоть на миг о бурлящем содержимом в его голове, немедленно бы припустили прочь, взывая к полиции о помощи. И это для него не шутки. Он понимал, что по отношению к Девлин подобные опасения излишни. Она производила впечатление человека, знавшего жизнь не только с парадной стороны, но старые привычки умирают не скоро.

— У Коули сегодня плохой день, — сказал он.

— Ничего, переживет, — ответила Девлин.

Ответ рассердил доктора. Кажется, он был услышан в том самом изолированном уголке подсознания.

— Переживет? — переспросил Клейн. — Все мы до поры до времени переживем. Если есть ради чего жить.

Девлин посмотрела на него:

— А вы ради чего живете?

— Не знаю, — признался Клейн. — Поэтому у меня сегодня день тоже не фонтан.

На лице Девлин отразился испуг:

— Комиссия отказала вам в освобождении?

Клейн и не знал, что она в курсе дела. Наверное, Коули сказал…

— Нет, — ответил он.