Но ее не было. Хотя приборы неумолимо показывали ее приближение. Где же она, где?! Иван вглядывался вперед, пытаясь нащупать глазом точку, маленький шарик далекой еще планеты... Нет! Ничего не было видно.

И вот тогда у него всплыли в памяти многопространственные структуры. Он в который уже раз успел удивиться – откуда это в нем! Почему он видит и знает это?!

Его пронзило словно током. Не надо искать планету где‑то впереди, не надо! Она уже здесь, она вокруг! Вот эта длиннющая мрачно‑зеленая кишка, переталкивающая капсулу, будто удав кролика, и есть планета – планета Навей в одной из ее пространственных ипостасей. Точно!

Она уже властвует над капсулой и крохотной частичкой живой плоти в ней. Она уже повсюду! Это прокол, промашка! Как он сразу не сообразил! Иван откинулся на мягкую воздушно‑упругую спинку сенсокресла. Теперь поздно ругать себя. И пусть эти приборы показывают планету где‑то вдали, обычным шаром, кружащим в пространстве. У них нет иного зрения. Они работают только в убогом однопространственном трехмерном мире, им не дано видеть миров подлинных. Пора!

Иван резко развернулся и подкатил на кресле к сферической стене, продавил мембрану и въехал в рабочий отсек. Надо было собираться. Надо было надевать на себя кучу тяжелых и неудобных вещей, которые могут не только не пригодиться, а наоборот – помешать, надо запасаться и увешиваться оружием и боеприпасами... Все надо, по инструкции надо... Первым делом он влез в тончайший, непробиваемый пластиконовый комбинезон‑чулок – теперь его тело было защищено трехмикронной прозрачной пленкой, которая выдерживала выстрелы в упор из ручного оружия, предохраняла от огня и кипящей лавы, но вместе с тем ничуть не мешала коже дышать. Дышать? Иван еще не знал даже, чем там дышат, какой состав атмосферы на этой треклятой планете. Он уже устал перестраивать свои легкие под фтор или метан, ему хотелось привычного, земного. И уж совсем не выносил он пластино‑баллоны с дыхательной смесью. Он вообще ненавидел всю эту состряпанную химическую дрянь. Но в поиске выбирать не приходилось. Планета могла сыграть любую шутку в любую минуту. Об этом нельзя забывать. Он уже сейчас был в ее многопространсгвенных недрах, а что дальше... Пояса, ленты, пластинокарманы со всем необходимым прилипали к телу, словно были его естественным продолжением. Легкий костюм‑скафандр, сверху грубые маскировочные штаны, рубаху, ремень... С отвращением он поглядел на шлем скафандра – нет, эту штуковину он наденет, когда точно будет знать, что без нее не обойтись, не раньше – ему совсем не хотелось обрезать длинные волосы, брить отпущенную бороду... Иван мысленно включил зеркальный слой стены, вгляделся в себя. И опять его поразило, буквально шокировало то, о чем минуту назад и не думал. Откуда у него эта бородища, эти волосы? Он привык к ним за последние дни, дни подготовки. Но ведь их же не было! На Гарду он уходил выбритый до синевы, остриженный почти под нулевку. Возвращение он тоже помнил отлично, – так, щетинка, пара лишних прядей, а потом? Где он был потом?! Неужто эти четверо не обманывали его, неужто они вырвали из его памяти целый клок?! О каких многопространственных мирах они говорили, о каком Хархане?! Нет! Что‑то было, точно – было!

Иван мрачно оглядывал себя в зеркале. Он не изменился – все такой же высокий, под два метра, атлетически скроенный, поджарый, с широченными крутыми плечами и тугими бицепсами, человек‑пружина, гибкий, сильный, выносливый, умный... Серые ясные глаза смотрели прямо из‑под прямых темнорусых бровей, прямой рот, тонкий прямой русский нос, чуть приметные скулы – это было лицо исследователя‑интеллектуала, а не супермена с узким лбом и выпяченной челюстью.