Мы смотрим друг на друга — разделённые чертой порога. А потом я оседаю на пол.
И Денис садится передо мной на корточки.
— Прости меня, ради Бога, я понимаю: тебе трудно так же, как и мне. Я пришёл к тебе за помощью. Я поступил в институт, но в другом городе. Могу перевестись сюда… одно твоё слово. Я понимаю, ты хочешь жить с мамой, ты ещё не насладилась общением с ней. Только от тебя зависит моя судьба.
— Одно условие: я хочу от тебя ребёнка.
— Ребёнка?!
— Мне нужен ребёнок от тебя, на тебя похожий. И я уйду из дома. Никогда никто не узнает, что ребёнок — твой. У него будет полноценная жизнь. Но ты… даришь мне ребёнка и женишься на моей матери.
— А если и у нас с ней родится ребёнок?
— Вот и хорошо, что у вас родится ребёнок. Он будет родным тому, которого рожу я, хотя бы потому, что мы с мамой, а значит, и с тобой, если вы поженитесь, остаёмся в родстве, не так ли?
Теперь мы стоим в коридоре, и Денис смотрит в распахнутую дверь кухни — с золотистыми занавесками.
— Когда мама приходит с работы?
— В четыре. Сейчас час.
— У тебя есть чай?
Они с Виктором помешались на чае.
Мы сидим за столом в кухне.
Мы могли бы сидеть так каждый день, утром и вечером.
— Это измена.
— Нет. Ты спасёшь меня, мне очень нужен ребёнок от тебя, — повторяю я. — Что-нибудь зависит в этой жизни от женщины? Может женщина определить сама свою жизнь? Люблю я только тебя всю свою жизнь. И так моя жизнь была взорвана мужчиной — сначала отцом, потом Виктором: они определили мою судьбу. Что же зависит от меня? Я прошу у тебя того, без чего не смогу выжить. Ты можешь в ту же минуту забыть обо мне и о ребёнке.
— Как это могу забыть, если я буду знать, что я — отец твоего ребёнка?
— Не будешь. Я не скажу тебе, что этот ребёнок — твой.
— А зачем тогда я буду с тобой близок?
— Ты будешь со мной близок затем, чтобы я сумела построить свою жизнь. Ты поможешь сразу четырём людям — вам с мамой, мне и ещё одному хорошему человеку.
— Но это в какой-то степени насилие надо мной!
— А то, что ты хочешь отнять у меня мать, которую я фактически только что обрела, — не насилие надо мной? Знаешь ли ты, что значит для меня утро с мамой? Смешить её, смеяться вместе с ней? Знаешь ли ты, что значит — спешить к её приходу приготовить еду и слышать её восклицание «как вкусно!»? Что значит до полуночи разговаривать с ней? Разве не насилие — отнять у меня единственного родного человека, без которого я не могу жить? Фактически я опять приношу себя в жертву, разве нет? Или ты принимаешь моё условие, или уходи, я буду жить с мамой и ждать того, кого полюблю после тебя. А сколько это может продлиться, никто не знает. Я приношу себя тебе в жертву, — повторяю. — Я хочу сама определить свою жизнь, понимаешь?
И в эту минуту мне становится страшно: я не хочу помогать Леониде, я не готова помогать другим людям.
Узкие озёра — к вискам. Я плыву в них, как в несостоявшемся детстве.
Звонит телефон. Наверное, мама хочет узнать, сдала ли я экзамен? Я смотрю в озёра — под звон.
Когда замолкает звонок, Денис говорит:
— Но это ложь на всю жизнь. Я должен ей лгать?
— А моя жизнь — не ложь? Ведь это из-за тебя я собираюсь искалечить её, уйти из дома.
С последним словом я встаю. Сквозь водоросли продираюсь, преодолеваю воду Шушиного океана, бреду в свою комнату. Кажется, я говорю Денису — «уходи», «ты свободен». А может, и не говорю. |