|
Ему же только пятнадцать!
— Что случилось? Мама?!
— Мама жива.
Он прошёл за мной в комнату и буквально рухнул на стул у нашего обеденного и одновременно рабочего стола.
— Зачем ты здесь?
— Хотел поговорить с тобой!
— О чём?
— Не сейчас.
Я подвигаю ему чистую тарелку, кастрюлю с картошкой и котлеты, дожидающиеся Инну, смотрю, как жадно он ест.
Глаза у него слипаются, он клюёт носом.
— Ложись на мою кровать, я лягу на Иннину, — говорю ему.
Он сразу засыпает.
Я тоже засыпаю сразу, словно все силы разом покидают меня, засыпаю без сновидений, без страхов.
А просыпаюсь в девять.
В девять я должна быть на работе.
Даже не взглянув на Дениса, прямо в мятой одежде кидаюсь прочь из дома.
Инна не пришла на работу. Её клиенты сидят в очереди к другому мастеру.
Полдня мы с директором — на телефоне. Милиция, бюро несчастных случаев, снова роддом… — Инна нигде не значится. Телефона родителей у нас нет.
Запах одеколона и все другие запахи парикмахерской болью шарят в моём голодном желудке.
На курсы в этот день не иду.
Денис спит.
Вставал или так и спит с семи утра?
Инны дома нет.
Вместо Инны у меня в руках список телефонов, куда мне нужно звонить вечером, — может, поступят о ней какие сведения?
Вещи Инны — в шкафу, в правой его половине. Мне нужна записная книжка, мне нужен домашний и рабочий телефоны Геннадия.
Записной книжки в её вещах нет. Есть письмо от родителей — две страницы ругани, записанной аккуратным убористым школьным почерком: и неблагодарная Инна, и наглая, и исчадие ада, и бесполезная тварь… Конверта нет, и узнать родительский адрес не могу. Перебираю по одной Иннины тряпки, в карманах ничего не нахожу.
Больше всего на свете я хочу спать. Но воображение рисует мне картинки Инниных мучений: Геннадий пытает её, Геннадий избивает её.
— Я очень рад видеть тебя.
Денис стоит за моей спиной, а я сижу на полу перед открытым шкафом и ворохом Инниных вещей.
Вот ещё почему течёт по спине ледяной пот: Денис приехал ко мне. Он долго шёл, долго ехал. У него обтянутые кожей кости. Его надо откормить, а еды осталось мало.
Рядом с ним я совсем маленькая, хотя старше его на год.
В моём новом Городе дождь идёт редко, и воздух — сухой. Наверное, поэтому всё время хочется пить.
Прежде чем идти в магазин, мы с Денисом пьём чай. И я смотрю в его глаза. А он смотрит в мои. Мы молчим. Как молчат незнакомые стеснительные люди, не умея начать разговор. Я не знаю этого Дениса. Над верхней губой у него светлая поросль, в глазах — жёсткость. Нужно спросить, зачем он приехал ко мне, но я хочу пить и пью уже вторую чашку и ем вчерашнюю еду. Она — холодная, а на кухне топчется хозяйка.
Стук в дверь. Хозяйка.
— Не рано ли ты начала водить к себе мужчин?
Мы с Денисом встаём и смотрим на старуху. Она — грузная, ей тяжело стоять. Глазки её серыми мышками с любопытством перебегают с меня на Дениса и обратно.
— Я приехал от её родителей, — говорит Денис мужским густым голосом, — это моя двоюродная сестра.
— Он будет жить здесь, — заявляю я.
Хозяйка неожиданно широко улыбается:
— Очень хорошо. Я поставлю ему койку, а вы за неё будете платить дополнительно. Ясно? После десяти не шуметь.
Жильё кусается. Где я возьму лишние деньги?
— Магазин закроется, — говорю Денису.
И мы идём в магазин.
Денис — младше, а я чувствую себя — под его защитой. Он идёт спокойным шагом взрослого человека. |