Больница. Не проходит и пяти минут, как она даёт мне белый халат, подталкивает к двери палаты:

— Иди!

Его не вижу. Белый сугроб навис над ним.

— Сыночка, очнись… Сыночка! — Над ним плачет его мать.

Ноги не идут, а как-то я оказываюсь около него. Это не он. Одни губы. Вывороченные, толстые. Вместо лица — губы.

Нельзя, чтобы узнала мама…

— Сыночка, очнись!

Я сижу в ногах Дениса. Вглядываюсь в его лицо.

— Пойдём, пожалуйста, ты уже несколько часов здесь. Маме сказали, будет жить, опасность миновала. Пойдём. — Голос Виктора стуком дятла.

Я должна пойти домой.

Дома спит мама. Когда она проснётся, я должна быть дома.

Я иду домой. И прихожу домой.

Мама спит. Отец готовится к урокам.

— Явилась? — спрашивает он.

Явилась. Я явилась домой. Почему я не иду в свою комнату, а сажусь к столу, под лимонное деревце? Это моё место.

— Мама сказала, обед на столе.

Отец говорит мне человеческие слова. Не спрашивает, где я «шлялась», и не говорит, что докопается до того, кто отец ребёнка. Он готовится к урокам.

Звонок в дверь. Отец идёт открывать.

— Витя? Здравствуй, Витя, заходи. Ты совсем взрослый.

— Я хотел бы поговорить с Полей.

Следом за мной Виктор идёт в мою комнату. Я плотно закрываю дверь.

— Он пришёл в сознание. Очень слаб, но опасность миновала. Мама позвонила из больницы.

— Спасибо, — говорю я и неожиданно для себя целую Виктора в щёку.

Мама просыпается утром. И идёт в школу. Пусть она узнает в школе. Не от меня.

Я в школу не иду. Не хочу слышать со всех сторон, что случилось с ним. Я знаю, что с ним случилось. А мама… она прежде услышит, что он жив и будет жить. Я сажусь делать вчерашние уроки и писать сочинение.

Школу я кончу. И уеду. В тот же день, как кончу школу. Только пусть мама будет жива. И Денис будет жив. И пусть они будут вместе.

Виктор пришёл на большой перемене:

— Не волнуйся, капельницу уже отключили, он в порядке. Я принёс тебе экзаменационные билеты.

— Маму видел?

— Не… — Виктор пожал плечами.

Видел, — понимаю я, — мама не в лучшей форме.

— При тебе сказали ей? — спрашиваю.

— Нет, конечно. В учительской.

— Она пошла к нему?

— Нет, конечно, уроки… Я побегу. Меня сейчас будут спрашивать. Химичка давно точит зуб.

Мама к обеду не вернулась, и отец потребовал от меня еду. Сварила картошку и сосиски, подала.

Мне хотелось есть, но не хотелось сидеть за одним столом с отцом.

Мама вернулась в пять. Я поспешила поставить перед ней обед. Она уставилась на меня. Смотрела — не видела. К еде не прикоснулась.

— Ну, всё в порядке? — спросил отец. — Ты чего не ешь?

— Всё в порядке? — повторила мама даже интонацию. Больше за весь вечер она не сказала ни слова и ушла спать, когда отец сидел ещё за столом.

С Денисом я столкнулась на улице через неделю. Я знала, он вышел из больницы. Он шёл, по обыкновению, отрешённый, меня не заметил.

В ту ночь я бродила по гостиной. В последние дни стояли холода. Дождь не лил — моросил. Превратиться в лёд не мог, температура — чуть выше нуля, а казалось, позванивает, едва слышно, как праздничный звон бубенцов вдалеке.

Что потянуло меня к окну, против которого стояла Люша? Чуть раздвинула шторы.

На месте Люши — Денис.