— Нет, подожди, стой, предводитель крепче прижал мальчишку к себе. Он разломал стрелу, откинул ее в сторону и вновь посмотрел на маленького друга, так лучше. Да? Ты меня слышишь? Томми? Томми молчал. Томми!

На войне смерть обычное дело. Так говорят. Так пишут. Но кто это видел? Кто-то в этом лично убедился? Возможно, единицы, возможно, десятки, но не Аргон. Аргон ничего не знал о войне. Он даже не подозревал, какой смысл вложен в это маленькое слово. Какая боль, какое отчаяние, какие душевные терзания заложены внутри. Держа в руках друга, не выпуская его, не расправляя плеч, Аргон наконец-то понял, о чем же писали в книгах. Это было самое ужасное познание, свалившееся грузом на его сердце.

— Томми, вновь позвал он и вновь не получил ответа.

Словно в трансе сильф огляделся по сторонам, и впервые он увидел не мужчин, для которых борьба за страну стала долгом всей их жизни. Он увидел перепуганных людей и отчаявшихся солдат. Увидел смерть такой, какая она есть: не благородной, не красивой и не легендарной. А грязной, быстрой или же медленной, и мучительной. Будто звери люди нападали друг на друга, но они спасали свою жизнь, а не боролись за честь королей. Быть может, ими и руководили высшие намерения, чистая вера и надежда. Н о здесь, сейчас, на этом поле не было ничего величественного. Не было никаких возвышенных целей. Были лишь приземленные инстинкты. П оединок велся не между войсками Арбора и Станхенга, а между жизнью и смертью.

Неожиданно юноша вспомнил слова Нубы: «Умирал ли у тебя кто-нибудь на руках? Испускал ли последний вздох?». Сейчас ее невинные вопросы оказались пророческими.

Аргон увидел высокого воина-гиганта в серебристых доспехах, перепачканных алой кровью. Солдаты убегали от этого воина: он так искусно размахивал огромным мечом, что умудрялся лишать жизни сразу нескольких мужчин. Аргон крепко зажмурился, а его рука потянулась за мечом. Разъяренный ветер закружился над головой сильфа, едва его пальцы коснулись холодного оружия. Грозовые тучи вновь возникли на небосводе.

Аргон сжал рукоять меча, медленным движением закрыл глаза Томми и поднялся с колен. Поднялся, потому что его учил отец. Поднялся, потому что он должен был биться до самого конца. Ради Эльбы, ради будущего. Ради Томми. Он поднялся, потому что ему предстояло отомстить, ведь воином-гигантом был сам Осгод Беренгарий.

Юноша прокрутил оружие в руке и кинулся вперед, прищурив глаза от ярости. Ему казалось, он находился не там, где должен был находиться, и поступал он не так, как ему велел рассудок. Правда, потом солдаты Алмана пытались лишить его жизни, и сомнения улетучивались. Как и все мысли о том, что правильно. Возможно, те, кем мы становимся, чтобы выжить это необходимость. У словие. Мы можем стать монстрами и спасти себя, но не погубить то человеческое, что когда-то в нас было. Или же, возможно, часть нашей души умирает вместе с теми, кого мы отправляем на тот свет.

Аргон взмахнул мечом и разрезал туловище огненного сана. Окровавленные органы вывалились наружу. Сильф поднял руку, и ветер повалил с ног десяток мужчин, которые пытались приблизиться к нему с душераздирающими криками. Но Аргона ничто не могло остановить. Он шел прямиком к Осгоду, навстречу своей судьбе.

Предводитель увидел, как Беренгарий вонзил меч в макушку речного человека. Тот в судороге выронил кинжал. Темно-бардовая кровь потекла по его перекошенному от ужаса лицу. Осгод рывком вынул оружие, и голова мужчины раскололась на две части.

— Впечатляет, прохрипел Аргон, посмотрев на своего противника. Тот с интересом остановился и расправил плечи. Стальной, прочный шлем скрывал его лицо. С колько же легенд ходило об истинном облике Осгода Беренгария! Одна была хуже другой.

Аргон поднял меч, Осгод поднял меч.