Пирожок ушел, а она бросила морковки и вытащила из‑за плеча краденый меч. Она носила его за спиной – он был сделан на взрослого мужчину и чиркал по земле, если повесить его на пояс. А уж тяжелый какой! Арья вспоминала свою Иглу всякий раз, как брала в руки эту неуклюжую железяку. Но все‑таки это меч, которым можно убить – этого достаточно.

Легко ступая, она укрылась за стволом старой плакучей ивы на повороте дороги, вдавив колено в илистую, поросшую травой почву. «Старые боги, – молилась она под звуки песни, – древесные боги, укройте меня, и пусть он пройдет мимо. – Но тут одна из лошадей заржала, и песня оборвалась. – Он слышал – но, может быть, он там один, а если нет, то ведь они могут так же бояться нас, как мы их».

– Слыхал? – спросил мужской голос. – Там за стеной кто‑то есть.

– Точно, – ответил другой голос, пониже. – Как по‑твоему, Лучник, кто это может быть?

Стало быть, их двое. Арья прикусила губу. Она не видела их из‑за ивовых ветвей, только слышала.

– Медведь. – Третий голос – или это снова первый?

– На медведе мяса много, – сказал бас, – и сала тоже, по осени. Если правильно приготовить, очень вкусно.

– А может, там волк. Или лев.

– На четырех ногах или на двух?

– Да какая разница.

– И то верно. Что ты хочешь делать с этими стрелами, Лучник?

– Пущу парочку поверх стены. Тогда тот, кто там затаился, мигом выскочит, вот увидишь.

– А если там какой‑нибудь добрый человек прячется? Или женщина с грудным дитем?

– Добрый человек вышел бы и показался – это только разбойники прячутся.

– И то верно. Ладно, стреляй.

– Не надо! – крикнула, вскочив на ноги, Арья и выставила вперед свой меч. Их было трое. Только трое. Сирио и не со столькими бы справился. Может, Джендри с Пирожком тоже придут ей на подмогу. Правда, они мальчишки, а эти взрослые.

Мужчины были пешие и все в грязи. Певца она узнала по маленькой арфе, которую он прижимал к груди, как мать младенца. Небольшого роста, лет пятидесяти, большеротый, остроносый, с редкими бурыми волосами. Одет в выгоревшее зеленое сукно со старыми кожаными заплатами, на поясе связка метательных ножей, за спиной топор лесоруба.

Другой был на добрый фут выше и походил на солдата. У него на кожаном с заклепками поясе висели длинный меч и кинжал, на рубаху были нашиты перехлестывающиеся стальные кольца, голову покрывал черный железный, конусом, полушлем. В косматой бурой бороде прятались плохие зубы, но больше всего в глаза бросался желтый плащ с капюшоном. Толстый и тяжелый, с пятнами от травы и крови, подпаленный внизу и залатанный замшей на правом плече, этот плащ придавал своему хозяину сходство с какой‑то огромной желтой птицей.

Последний из троицы, молодой парень, был тонок, как его лук, но не столь высок. Рыжий и веснушчатый, он имел на себе нагрудник с заклепками, высокие сапоги и кожаные перчатки без пальцев, а за спиной у него висел колчан. Шесть стрел с серым гусиным оперением торчали в земле перед ним, как маленькая изгородь.

Все трое смотрели на Арью, стоящую посреди дороги с мечом в руке. Наконец арфист дернул одну из струн и сказал:

– Мальчик, положи‑ка свой меч, пока не порезался. Он чересчур велик для тебя, и потом, Энги успеет пустить в тебя три стрелы, прежде чем ты до нас доберешься.

– Не успеет. И я девочка, а не мальчик.

– В самом деле? Виноват, – поклонился певец.

– Идите своей дорогой. Просто ступайте мимо, а ты себе пой дальше, чтобы мы слышали, где вы.