И опять Бусому показалось, будто в гранитной скале таилось что-то живое. Да не таилось — рвалось наружу, силилось превозмочь мёртвые узы, которыми опутала его Осина. Бусый что было сил налёг на верёвку.

— Дёрни! Дёр-р-рни!.. И-и-и — дёрни!!!

Дерево сдвинулось ещё на вершок.

Бусый рукавом утёр с лица пот.

«Сюда и вправду бы взрослых. Достало бы одного Итерскела. Он бы одной рукой…»

— Дёр-р-рни!

Ещё на полпальца. На ноготок.

«А что, если старшие нас за Осину совсем даже не похвалят? Чего ради, скажут, вмешались, порушили вековой лад? При пращурах так стояло, и не нам всё менять. Не буди лихо, пока оно тихо…»

— Дёр-р-рни!..

Казалось, Волчатам оставалось одно решительное усилие, и придётся оскакивать от рушащейся Осины. Мальчишки дружно налегли на верёвки…

И ничего не произошло. Согласному усилию Волчат не хватило крохотной толики, может быть порождённой малодушным сомнением Бусого. Осина остановилась на самом краю Гром-Скалы. Упёрлась — и дальше ни в какую. Мальчишки дёргали и налегали на верёвки, подсовывали палки под чёрные, извитые щупальца корней…

Больше ничего так и не получилось.

— А ну её, — плюнул наконец Зорегляд. — Пошли, куда собирались. На обратном пути ещё, может, попробуем.

Уходя по тропе, Бусый оглянулся, и сердце тоскливо заныло. Ему показалось, будто он изготовился бросить в беде родича, друга. Которого Осина, пусть и надломленная, опалённая, продолжала безжалостно душить. Каменное дерево держало в оковах кого-то, рвавшегося из камня к Свободе…

Внутреннее зрение рисовало Бусому то ли пса, то ли волка, то ли симурана… со спутанными крыльями…

Он даже встряхнулся, протёр глаза и моргнул. Нет, конечно, приблазнилось. Не было вековой борьбы, не было Оков и Свободы.

Лишь выпирающий из земли гранитный утёс и огромное мёртвое дерево у него на краю…

БУЧИЛО

К Бучилу Волчата вывели Ульгеша с Бусым уже после того, как изрядно набродились по мшарам, перед самым закатом. С ног до головы изгвазданные жирной болотной грязью, насквозь промокшие, но весёлые и довольные.

С виду Бучило было просто ещё одним окном торфяной чёрной воды среди сочной, неправдоподобно яркой травы. Скоро зелёный ковёр украсит пушистый кукушкин лён и многоцветный яртышник. Не знаючи болот, поди догадайся, что трава и манящие цветы скрывают западню. Здесь очень тонкий трясун, а под ним прорва, и выбраться из неё невозможно. Вязкая жижа не даст плыть, а схватиться здесь не за что…

Для веннских детей избегать подобных ловушек было так же привычно, как остерегаться совать руки в огонь.

Разумные Волчата и вовсе не пошли бы к Бучилу, не будь оно особенным.

Бусый обратил внимание, что путь к островку, у которого находилось водяное окно, отмечали очень старые вешки. А самого окна достигали плавучие мостки, вернее, гать, связанная из хвороста и жердей. Тоже старая, но со следами постоянного подновления.

Вот Зорегляд, осторожно встав коленями на дальний край гати, наклонился вперёд и всмотрелся в чёрную глубину… Смотрел недолго, почти сразу выпрямился, нашёл взглядом Солнце, готовое опуститься за окоём.

— Рано ещё, — сказал он. — Ничего не видать. Обождать надо чуток, тогда и появится.

Чего надо ждать, что должно появиться в гиблой мочажине, Бусый с Ульгешем от Волчат так и не дознались. Им поведали лишь о том, что увидеть ЭТО можно было лишь перед самым закатом. Днём Бучило ничего необычного не являло.