Как бывает в беспамятном сне, бегущий мальчишка внезапно стал кузнецом, вместе с ним совершил движение и сокрушительный удар…

И снёс наземь, швырнул в сторону коней вместе с повозкой…

Тут Изверга накрыла окончательная чернота, и он не увидел, как Хизур судорожно распрямился… мгновение постоял, разводя в воздухе руками…

А потом замертво рухнул навзничь.

Его лицо было вмято внутрь так, словно угодило под молот.

ВОЛКИ

Сквозь шуршание дождя слуха Латгери достиг начавшийся в деревне переполох. Беготня, оживлённые разговоры, радостные крики мальчишек, ржание лошадей… Волчонок Летун, лежавший в углу, навострил уши и попытался вскочить, неловко упал, слабо взвизгнул. А потом быстро пополз, поскуливая, к двери.

Латгери обожгло завистью… Их обоих за малым не убил Змеёныш, но волчонок вовсю идёт на поправку и вот уже, гляди-ка! — скоро впрямь побежит. А он, Латгери, по-прежнему не способен даже двинуть пальцем. Его тело мертво. Лишь лютая, ни на миг не утихающая боль в шее — вот и всё, что осталось в нём живого. Угаснет эта боль, и вместе с ней угаснет надежда. А с нею — и жизнь…

Женщина с синими глазами, по обыкновению сидевшая у постели Латгери, подхватилась на ноги, два раза споткнулась на ровном полу, но всё-таки подбежала к волчонку. Перенесла обратно на подстилку, заворковала что-то ласковое, принялась гладить и успокаивать.

Эту женщину мальчишка в беспамятстве то и дело принимал за маму.

Летун повизгивал, тянулся мордочкой к лицу синеглазой, явно пытаясь что-то ей рассказать. Было очень похоже, что он тоже считал её… Ну, если не мамой, то родной, знакомой сызмальства тёткой — уж точно.

Дверь распахнулась, и в клеть, чуть не растянувшись на пороге, вместе с каплями дождя влетел задыхающийся от бега и радости восьмилетний мальчишка.

Тот самый, который, едва увидав, сразу назвал Латгери по имени. Назвал по-веннски, просто Крысёнышем, но ведь угадал же! Как только умудрился…

— Тётушка Синеока! Там дядя! Дядя Клочок! Дядя Клочок вернулся!

Латгери ещё плоховато разумел веннскую молвь, но сказанное мальчишкой не понять было трудно. Кто-то вернулся. Кто-то, очень дорогой для синеглазой женщины. Настолько дорогой, что она, разом забыв и про Латгери, и даже про сородича-волчонка, без оглядки бросилась из клети.

Мальчишка вылетел следом за ней, только дверь хлопнула. На Латгери он даже и не взглянул. Кто он такой, Латгери, или, как его Волки прозвали, — Беляй, чтобы лишний раз на него смотреть!

«Ну и не надо мне, чтобы на меня смотрели…»

Латгери и волчонок остались в клети один на один. И Мавутич понял, что судьба подкидывала ему спасительную возможность. Наверняка — последнюю. Не сумеешь воспользоваться — другого раза не будет…

Страшным усилием Латгери задушил нестерпимое желание приступить к делу немедленно. Вместо этого он заставил себя очень тихо и спокойно опустить веки. Так, будто его, по обыкновению, сморила сонливость. Волчонок ничего не должен заметить и заподозрить раньше времени. Следовало должным образом подготовить удар. Чтобы нанести его неожиданно и в полную силу.

Второго раза не будет…

Лёжа с закрытыми глазами, не ощущая ни рук, ни ног, одну лишь боль в сломанной шее, Латгери неспешно воображал себя здоровым. Да не просто здоровым, а исполненным весёлой злой силы, рвущейся в бой. Дождавшись, чтобы боль в шее сменилась зудящей жаждой движения, мальчишка открыл глаза.

Не наяву — мысленно. То, что он делал, называлось Ледяным Зеркалом. Если удастся увидеть в нём своего двойника и напитать его силой, двойник сможет выполнить то, на что вещественное тело стало неспособным.