– Что толку пороть, если исправить уже ничего нельзя? Раньше их надо было пороть, когда они в школе учились.
Центурион наблюдал, чтобы бичуемым доставалась экс аэкво, коль уж оба одинаково виноваты.
– Федор Борисович просил свою благодарность передать, – сказал Соловьев.
– Грацио, – сказал Птолемей Прист. – Дежурному передай.
– Да она устная, благодарность‑то, – смущенно объяснил Соловьев. – Большого подлеца поймали. Эта скотина еще при немцах в гестапо работала, доносы на честных граждан писала!
Все‑таки похоже, что в Бузулуцке жили не совсем нормальные люди. Сегодня они сравнивают человека с рыбой, а чуть позже его же со скотиной. Хомо он и есть хомо, даже если душа у него канисная, собачья.
– Я знаю, – с достоинством сказал центурион. – На галлов работал. Во Вторую Пуническую.
– Да нет, – поправил участковый. – С немцами в Великую Отечественную. Говорят, в казнях участие принимал!
– Воздадут по заслугам? – спросил центурион.
– Может, и воздадут, – сказал участковый. – Как подсохнет, его в область повезут. Там и разберутся.
– Пак паки рефери, – задумчиво сказал центурион, глядя, как осторожно и прямо идут после окончания экзекуции новообращенные по территории дворика при казарме. – Равным за равное, Михаил, про боно публио.
– У нас публичных наказаний нет, – грустно сказал участковый. – Вам хорошо – провинился, вы его тут же и выпороли. А у нас наперед столько бумаги изведешь…
В то же самое время в райкоме партии шло закрытое совещание.
– Ради общего блага, – сказал начальник милиции. – И ты заметь, Митрофан Николаевич, надежные хлопцы: драк в городе почти не стало, пьянки сократились, самогоноварение вообще под корень вырублено. Тут для меня есть, конечно, неудобства. Две недели, как по району ни одного преступления не зарегистрировано. Того и гляди из области комиссию направят. У нас ведь как: чуть темпы снизишь – окрик, что хреново работаешь, сводок о преступлениях не даешь – значит укрываешь их от учета…
– Говорят, вы на днях шпиона какого‑то словили? – поинтересовался первый секретарь.
– Это не мы, – признался начальник милиции. – Птолемея ребята пособили. Пособник немецкий, во время войны в Ростовской области в гестапо работал. Решил и перед ними выслужиться. А они ребята гордые, от предателей услуг не принимают. Приперся к ним этот сучок со списками коммунистов и активистов, а они его в холодную и нам сдали. Занятный сенеке. Между прочим, мы у него при обыске целую кучу оккупационных немецких марок нашли, аусвайсы разные и немецкую бронзовую медаль «За храбрость». После этого он и раскололся, явку с повинной прокурору на шестнадцати листах написал. Вот подсохнет, мы его в область отправим. Пусть с ним КГБ разбирается!
Митрофан Николаевич посидел, задумчиво барабаня пальцами по столу.
– Списки‑то большие? – с натужной небрежностью спросил он.
Дыряев усмехнулся. Все‑таки он был опытным сыщиком, хотя и сельского масштаба.
– Есть вы в этих списках, Митрофан Николаевич, – сказал он. – Под третьим номером вы в них значитесь.
– Под третьим? – Голос первого секретаря обидчиво дрогнул.
– А под первым номером у него Соловьев записан, – доложил Федор Борисович благодушно. – И я под вторым. Мишка Соловьев у него в прошлом году самогон изымал, а я на него штраф накладывал. Вот он нас и вывел на первые места. |