Я замер, боясь стряхнуть наваждение, внутренне сопротивляясь непонятной силе… Я сразу понял, что это такое… Острова… они были далеко отсюда, и они тянули меня к себе, где все снова померкло бы и вернуло меня в реальность. Я был привязан к ним, как щенок, и, сколько бы я поводок не тянул, он и не собирался рваться…

Тогда я разозлился по-настоящему. Мне захотелось сделать что-нибудь страшное и жестокое. И тогда, повинуясь какому-то непонятному чувству, сжав кулаки до боли, до хруста в костяшках, я опрокинул всю чашу своей ненависти… я развернул парад!..

Глава двадцать шестая. Не убий…

Рон вспоминала последнюю перестрелку. И то, как она, со снайперской точностью ранила человека именно так, чтобы он остался жив и, дай боже, мог потом ходить. Раньше она выстрелила бы в сердце, не задумываясь…

Но сейчас какая-то неведомая часть ее разума рассудила так: зачем убивать, если можно обойтись без этого? Да, он напал, но он уже за это поплатился. Зачем же сразу отправлять человека на тот свет?.. В крайнем случае, это всегда успеется, если он не передумает и нападет еще раз…

Вообще, все очень резко куда-то подевалось… самым удивительным было исчезновение кровавых боев на Арене, которые так любили устраивать «Невидимки», и их же любимых пыточных камер. Пыточные камеры — понятно — стали не нужны с прекращением бесконечной бойни между кланами, потому что не надо было больше вырывать информацию у кого бы то ни было. Но Арена… раньше на нее выпускали пленников, преступников; смертельно больных, пожелавших умереть не в постели, а в бою… были и добровольцы!.. были!.. мастера ножа и кулака, которые убивали людей направо и налево азарта ради… были еще дуэлянты…

И все это исчезло, так, что никто этого не заметил. И никто не вспоминал и не тосковал по кровавым развлечениям… Рон удивлялась, что даже ее Дан был равнодушен к воспоминаниям об Арене, а ведь, было время, — хлебом не корми, дай посмотреть, как один пленник потрошит другого…

Рон перемолвилась с Ивом о своих мыслях. Он кивнул и, посмотрев на сестру необычайно мудрыми, чайно-коричневыми глазами, сказал: «Да, я тоже теперь не хочу никого убивать…»

Да… все изменилось… ненависть перелилась через край и иссякла?..

Вспомнить Университетский городок… его жители ведь до сих пор устраивают набеги на соседние поселения, но даже в таком случае до убийств доходит крайне редко… чаще просто запугивают; а если встречают сопротивление, то в ход идут кулаки и приклады… но убить… редкость… небывалая почти что вещь…

А спросить Линкса, или других торгашей… разбойники, конечно, на торговых путях попадаются, но, чаще всего, заканчивается все демонстрацией оружия: у кого больше настоящих, а не «Бальзаковских» пушек, тот и прав… тот и получает изрядную долю товара…

Что случилось с этим миром…

Будто возник барьер… словно кто-то невидимый выставляет вперед ладонь и произносит: «Не убий…»

Глава двадцать седьмая. Дороги расходятся

Если вернуться немного назад…

Снегохода нет. Остались рюкзаки и кипа джинсы. Выход очевиден.

В новенькую(относительно) джинсу облачились все трое, приобретя вид модный и свежий. Несколько особо ценных экземпляров закатали в рюкзаки. Травка была в брикетах, которые все четверо рассовали по всем карманам. Что и говорить, этим они уже обеспечили себе безбедное существование.

А сейчас, шагаючи к Храму, двое людей и двое радиксов потихоньку уничтожали продукты. Надо ли говорить, что они шли не спеша.