— И где эта твоя идиотская банка? Я не намерена держать в своем доме всяких… бычков в томате. Пусть он их заберет!

Я была с ней целиком и полностью согласна. Мы решили отыскать консервы и положить на самом видном месте, чтобы сразу бросались в глаза. В противном случае их могла бы найти Алиция, и тогда продукт исчез бы с концами. Что я могла с ними сделать? Были в сумке с молоком, молоко я вынула, теперь оно в холодильнике, а где сумка?

— Откуда что берется? — медитировала вслух Мажена. — Сам-то он откуда? Все эти объятия и поцелуи — это советский обычай, а тут еще и бычки. Он что, из Советского Союза?

— Понятия не имею, ни Ханя, ни Збышек ничего такого не говорили.

— Зато он там бывал, — мрачно напомнила нам Алиция. — Может, это как зараза.

— Точно, конечно же я тебя все хотела спросить, мы уже не один год знакомы, и тут столько народу перебывало, но так плохо ты еще ни к кому не относилась. Впервые слышу, чтобы ты обращалась к людям на «вы». Это как понимать? Не хочешь, не говори, но я тогда точно не усну. И обед без вина… Что-то тут нечисто.

Алиция молчала довольно долго, а Мажена напряженно ждала ответа, серьезно заинтригованная. Наконец Алиция решила открыть карты:

— Другая группа крови, — промолвила она вполголоса, но так, что мы поежились. — Само собой получилось.

Ну, конечно! Все встало на свои места! Интересно, поймет ли Мажена определение, которое бытовало у нас испокон веку и было вполне исчерпывающим Отлично поняла, но, похоже, ее терзала очередная загадка:

— Знаете… Как бы это выразиться… Ерунда, конечно…

Заиканием Мажена не страдала и изъяснялась обычно легко и свободно. Особой злорадностью она тоже не отличалась и смотрела на мир и людей весьма доброжелательно. Теперь же она была явно смущена, что вызвало у меня жуткое любопытство. На всякий случай я бросила взгляд на двери комнаты с телевизором: обе половинки плотно закрыты, из ванной тоже не подслушаешь, слишком далеко она находится. Дикие крики, конечно, туда долетели бы, но не обычная речь.

— Да говори уже, пока есть возможность, — не утерпела я.

— Прямо не знаю, может, это на радостях, что вообще добрались, или он так проголодался? — продолжала интриговать Мажена.

— Что?

— Вацлав так жадно ложку облизывал.

— Ложку? — заинтересовалась Алиция. — Какую? Супа же не было!

— От салата…

— Я что-то пропустила? — спросила Алиция.

— Облизывания не было слышно, — заметила я. — Разве что видно.

— Ну, это смотря какое…

— Только не надо ссориться из-за деталей!

— Мы не ссоримся, а дискутируем.

— Иногда обе вы хороши, — вздохнула Мажена. — К счастью, редко. Но он облизывал, причем как-то так с наслаждением… Слова не подберу… О, плотоядно!

Алиция пожала плечами.

— Может, он просто любит креветки. Я, во всяком случае, не заметила.

Я тоже не заметила. Впрочем, я на пана Вацлава не смотрела, меня гораздо больше интересовала Юлия. Было в ней нечто такое, что мне никак не удавалось определить, но чувствовалась, что за всей этой сдержанностью скрывается натура весьма страстная. Какого рода это были страсти, слепая и безграничная любовь к мужу или не менее сильная ненависть к себе самой за свою физическую немощь? И то, и другое подходило под Ханино описание. При этом гостья из Польши упорно хранила молчание, а лицо ее, казалось бы выражавшее ко всему живой интерес, на самом деле было совершенно непроницаемым.