Он отослал виночерпия и прислуживал мне сам. Когда я сказал ему сесть - взял низенький табурет и сложил руки на коленях… Я смотрел на его длинные мускулы, вспоминал эти руки в работе с лошадьми и подумал - как же должны любить их женщины! Ему пора жениться… Если Питфей стал слишком стар, чтобы позаботиться об этом, лучше мне взять это на себя…

Но когда спросил, есть ли у него девушка на примете, он глянул на меня изумленно и ответил.

- О нет, государь. Теперь уже поздно об этом думать.

- Поздно? - тут уж я изумился. Не рассмеялся: это было бы обидно ему и ничего хорошего не могло из этого выйти… - Послушай, - говорю, - малыш, что бы ни случилось - все проходит. У тебя была девушка? Или, быть может, мальчик?

- Я думал, государь, ты знаешь… - Теперь он стал очень серьезен, и это сделало его старше, а не моложе, как часто бывает в таком возрасте. - Я принес все это в жертву. С этим решено и покончено.

С момента нашей встречи в гавани меня не оставляло какое-то беспокойство; и теперь - будто скрипнула дверь, приоткрывшись, и показала мне старого врага. Но я не стану на него смотреть…

- Ты уже мужчина, - говорю, - наследник царства. Игрушки пора отложить.

Брови у него сошлись. Густые, темные - темнее волос… Я видел, что его спокойствие не от смирения.

- Что ж, государь. Называй это как хочешь, но как же нам тогда разговаривать? Это достаточно сложно, даже если ты постараешься меня понять; ведь слова говорят немного…

Его терпеливость меня разозлила: так терпеливы крупные собаки, что позволяют шавкам себя кусать.

- Так в чем же дело? Объясни… Ты единственный сын твоей матери, только в тебе ее кровь. И ты готов похоронить ее вместе с собой, ты так легко к этому относишься?…

Он помолчал немного… Его спокойный взгляд, казалось, говорил: «О чем еще вспомнит этот человек? Он же ничего не понимает!» Это разозлило меня еще больше… Наконец он сказал:

- Она бы так не думала.

- Вот как? - говорю. - Продолжай, говори до конца… Ты дал какой-нибудь обет или что?

- Обет? Не знаю… Пожалуй, да. Но это неважно…

- Как?… Ты - не знаешь?!

Он говорил очень старательно. Он был так молод, что не ожидал, чтобы человек моего возраста мог его понять.

- Обеты, клятвы - это ведь для того, чтобы связать себя, если передумаешь. Я дам обет, если меня попросят, но это неважно.

- Какому богу? - спросил я. Лучше было покончить с этим поскорей.

- Если я дам обет, - говорит, - то Асклепию. Когда буду готов.

Это было нечто новое. У него и теперь было что-то на уме, о чем он не станет говорить, - как было всегда, - но это он сказал без раздумья, сразу и искренне. Да он всегда был загадкой, с самого рождения… Я ожидал каких-нибудь высокопарных слов, но он продолжал:

- Знаешь, это началось с лошадей… - Помолчал, задумавшись… - Я часто лечил их, мне это всегда нравилось… Быть может, это идет от Посейдона? - Улыбка у него была чудесная, женщина бы от нее таяла… - А потом так случилось, что пришлось помочь человеку, и это меня захватило. И я начал задумываться: а зачем люди?

Такого вопроса я никогда не слыхал. Меня будто ударило: если человек начинает спрашивать такое - чем это кончится?… Это же все равно что заглядывать в черный водоворот, а его воронка - глубокая, бездонная - тянет в закрученную глубину - вниз, вниз… Посмотрел на парня - ничего… Он не напуган, не плохо ему, только чуть-чуть не в себе; другой на его месте был бы таким, если бы под окном прошла девушка, по которой он сходит с ума.