«По одной на брата», – прикинул я.
«Наш путь стрелой татарской древней воли пронзил нам грудь», – ляпнул очумелый Ашгарр.
И только Вуанг знал, что делать.
«Уходим», – спокойно объявил он и повел меня на хитрый маневр.
Я мощно заработал крыльями, набрал скорость и, когда стрелы были уже около хвоста, круто взял вверх, расправил крылья и ушел на петлю.
Стрелы просвистели мимо.
Но, впрочем, вскоре развернулись, один в один повторив траекторию моего пилотажного приема.
Выйдя из пике, я устремился к Охотнице, которая по‑прежнему стояла на машине.
А стрелы…
А стрелы неслись следом.
Когда до Охотницы осталось столько, что можно было рассмотреть ее ошеломленное лицо, я резко взмыл и ушел на «свечу».
Стрелы, прежде чем повторить мое движение, пролетели по инерции какие‑то метры и сразили Охотницу.
Когда я подлетел, она еще дышала. Услышав мое горячее клокотание, тихо позвала:
– Егор.
– Слушаю тебя… Эльга, – тяжело прохрипел я, коснувшись лапами земли.
– Прости меня, Егор.
– Прощаю… Дракон не простит.
– Пусть так.
Охотница попыталась улыбнуться, но у нее вышла гримаса. Тихо простонав, она закрыла глаза. Я подумал, что это конец, но спустя несколько секунд она вновь позвала меня:
– Егор, ты еще… здесь?
– Я здесь, Эльга.
– Спаси ее.
– Кого?
– Спаси… Девочку… Она…
– Я понял. Что ей нужно?
– Коготь… Всего один… коготь. Твой… Ты…
– Обещаю. Как ее найти?
– Мор… сая Ра… ина.
– Морская раковина?
Ответить она не сумела, протянула руку и коснулась моей бугристой лапы.
А в следующий миг умерла.
Я трижды нырял в реку, чтобы найти меч, а когда нашел, положил правую лапу на мокрый прибрежный камень, размахнулся и отрубил один коготь. И вновь закинул меч в воду – такие трофеи мне ни к чему.
На обратном пути Вуанг спал или делал вид, что спит.
Я всю дорогу молчал – мне было больно, противно и тоскливо. Так тоскливо, как никогда раньше. Хотелось умереть. И я бы умер, если бы моя смерть не умерла раньше. Хотя… Не знаю. Ведь жизнь дается нам только раз, и прожить ее надо. Надо – и точка.
Но – мать моя Змея! – до чего же мне было тяжко.
И только Ашгарр был в порядке, он поначалу насвистывал что‑то легкомысленное, а потом стал на все лады повторять одну и ту же фразу. Фраза была очень странной и звучала так: «На лебедином крыле южного ветра дракон увидел тень кипариса и угадал в ней пронзительный, отчаянный крик одинокой души – звук забытого мгновения, вплетенный светом зари в канву одичавшего пространства». Ашгарр менял в этой фразе слова местами, а некоторые заменял на другие, но от этого фраза не становилась понятней.
Чтобы Ашгарр себе там ни выдумывал, он остался поэтом, он был им и будет. Так же как и Вуанг – воином, а я – магом. И это правильно. Каждый должен быть тем, кто он есть. Поэт – поэтом. Пес – псом. Птица – птицей. Человек – человеком. А дракон – драконом.
Видит Сила, если ты пришел в этот мир драконом, ты и должен быть драконом.
А как иначе?
И главное – зачем?
|