— Как бы мне ни хотелось так думать. Или я ничего не понимаю в сердечных делах, или Джеймс по уши влюблен в тебя!
— Только этого мне и не хватало! — Голос Кэтрин звучал подавленно. — Я не могу справиться даже со своими теперешними проблемами, а мне подбрасывают еще одну! Мэри, ну что же мне делать?
Это был первый раз, когда Кэтрин потеряла самообладание в присутствии подруги, и Мэри встревожилась. Успокаивающе похлопав Кэтрин по руке, она сказала со всей возможной твердостью:
— Не волнуйся, Кэйт. Во-первых, это проблема Джеймса, а не твоя. И если ты постараешься не оставаться с ним наедине, то, что он чувствует — или думает, что чувствует, — может когда-нибудь пройти.
Кэтрин уже открыла рот, чтобы возразить, но Мэри уверенно продолжала:
— Во-вторых, я считаю, что нужно уехать в Филадельфию раньше, чем мы собирались. Как можно раньше, сразу после того, как приедет гостья Бет. Ты раздуваешь свои проблемы до немыслимых размеров, детка.
— Но, Мэри…
— Да нет, Кэйт, я же не говорю, что это выдуманные проблемы. Я знаю, что они вполне реальные. Но я хочу сказать, что тебе надо уехать ненадолго из этого дома. Тебе здесь просто нечем заняться. У тебя слишком много свободного времени. Вот ты и зациклилась на своих проблемах, прокручивая их в голове до бесконечности, пока они не стали казаться тебе огромными. Что тебе нужно, так это общаться с людьми, делать дела, смеяться, разговаривать. — Ее взгляд стал задумчивым. — Интересно, Кэйт, ты хоть представляешь, сколько времени ты не смеялась? Я имею в виду настоящий, радостный смех.
Кэтрин смотрела на нее с удивлением.
— Не знаю. Последнее время у меня как-то не было причин смеяться. И кроме того, я все время говорю себе, что очутилась в подобном положении по своей воле, а значит, не могу никого винить, а это тоже не способствует веселому настроению.
— Ну положим, это слабое утешение, — последовал уверенный ответ.
— Мы должны остаться на званый обед в субботу. Но поскольку Бет не потрудилась поставить меня в известность о своих дальнейших планах, то я не вижу причины, почему бы нам не уехать в понедельник.
Мэри согласно кивнула, но все-таки тихо спросила:
— А Мэт?
Кэтрин глубоко вздохнула.
— Ну конечно, Мэт! Проклятье! Не знаю, Мэри. Не имею ни малейшего представления, останется ли он дома, когда приедет. Придется, видимо, поступать по обстоятельствам.
Мэри усмехнулась.
— Предупреди меня за час до отъезда, и мы с Джонни будем готовы минута в минуту.
На следующий день Кэтрин, Мэри и Джеймс пили утренний кофе в гостиной, когда Бет ввела в комнату Диди. Гостья была хороша собой. От серебристо-белокурой головки до кончиков итальянских туфелек Диди была красива холодной хрупкой красотой. Небольшая, изящная, с кожей белой и гладкой, как фарфор. От нее так и веяло богатством, довольством. Бет представила подругу домашним.
Кэтрин, старательно улыбаясь, почувствовала, как в ней поднимается необъяснимое раздражение. Карие, словно у оленя, глаза Диди стали колючими, когда она оглядывала Кэтрин с головы до ног. Кэтрин поняла — ее мгновенно взвесили, оценили и отбросили, как нечто несущественное.
Неловкую паузу прервал Джеймс. Он обнял Диди за плечи, чмокнул в щеку и проговорил:
— Ты стала еще красивее. Признавайся, сколько разбитых сердец ты оставила в Европе?
Диди рассмеялась, и низкий тембр ее голоса, так не соответствующий хрупкой фигурке, поразил Кэтрин.
— Я не собираюсь признаваться! Как приятно опять тебя увидеть, Джеймс. — Затем, слегка подняв брови, она добавила: — Не рассказывай мне, что босс дал тебе выходной в честь моего приезда. |