Харриет нашла растительное масло и специи, но не соль. Носильщики побросали свою поклажу в страшном беспорядке далеко от того места, где Себастьян поставил палатки, и Харриет пришлось отойти дальше от мерцающего света лагерного костра в непроглядную темноту. Ее юбка зацепилась за куст акации, и когда Харриет потянула ее, чтобы освободить, ей на руку дождем посыпалась мертвая саранча. Стряхнув ее, Харриет посмотрела на темные очертания акациевого куста: на смертоносные колючки были насажены десятки мертвых насекомых. Они добровольно прилетели прямо на куст к внезапной и болезненной смерти, также как она добровольно бросилась в объятия Рауля и обрекла себя страдать всю жизнь.

Рычание и крики раздались одновременно. Секунду Харриет не могла пошевелиться, а потом побежала обратно к лагерному костру и нападающему льву. Стоя над Нариндой, он злобно размахивал хвостом из стороны в сторону и, оскалив смертоносные зубы, вонзил их в свою тщетно сопротивляющуюся жертву.

— Застрелите его! — крикнула Харриет Уилфреду, который, словно окаменев, стоял по другую сторону костра. — Ради Бога, застрелите его!

Но Уилфред стоял, смотрел и дрожал, как паралитик.

Харриет в бешенстве бросилась к нему и выхватила у него пистолет. При этом она привлекла внимание огромного хищника, так как ей пришлось пробежать всего в шаге от него, но ее это не заботило. Наринда была еще жива и жалобно стонала. Лев, выпустив ее из пасти, повернулся к Харриет, а Уилфред закричал и скрылся в темноте, оставив Харриет одну перед лицом смерти. Она ощущала запах крови Наринды и запах собственного страха. Мощное животное со светящимися в темноте темно-желтыми глазами припало к земле, готовясь прыгнуть.

Наринда, нечленораздельно вскрикнув, умоляюще вытянула руку в сторону Харриет.

С громким рычанием лев сделал прыжок, и Харриет нажала на курок.

В движении животное сбило ее с ног и придавило своим весом. Харриет, стараясь освободиться от горячего тела, кричала, отталкивала его, колотила.

Ее лицо, блузка и юбка были в крови, она захлебнулась своими криками и утонула в них, а потом почувствовала, что ее обнимает Себастьян.

— Все в порядке! Он мертв! Мертв!

Себастьян судорожно дрожал.

— Наринда, — с трудом выдохнула Харриет и, оттолкнув его, побежала к смуглокожей девушке.

Наринда едва слышно всхлипывала, когда Себастьян нес ее в укрытие палатки. Всю ночь напролет Харриет разрывала свои нижние юбки и вообще все, что могло помочь остановить поток крови, и все время Наринда смотрела ей в глаза и бормотала:

— Я видела. Он убежал, а ты осталась. Я видела. Я видела.

Когда Уилфред вернулся, ни Себастьян, ни Харриет с ним не разговаривали, а он, хотя его никто об этом не просил, непрерывно кипятил воду, сжигал пропитанные кровью повязки и помогал делать новые.

— Она выживет? — спросил Себастьян, когда рассвет окрасил небо золотом.

Харриет отрицательно покачала головой. Она держала Наринду за руку и протирала ее лихорадочно горячий лоб.

— Я видела, — снова сказала Наринда, открыв глаза. — Я видела, и я виновата.

— Не разговаривай, — мягко остановила ее Харриет, — побереги силы.

Наринда покачала головой.

— Я виновата, — с огромным трудом повторила она; ее голос был тихим шепотом, но взгляд настойчивым. — Я ненавидела тебя, и я виновата.

— Пожалуйста, больше не разговаривай, Наринда. — Харриет смочила ей губы питьевой водой. — Постарайся уснуть.

— Нет! — Наринда сжала руку Харриет крепче, и ее глаза широко раскрылись. — Ты должна идти к нему. Он любит тебя, и ты должна идти к нему.

— Она бредит, — быстро сказал Себастьян, но Харриет, не обращая на него внимания, смотрела в глаза Наринде.