|
– Ты, кажется, стыдишься, что был моим рабом? А разве не честь для Жана Биасу, что он принадлежал Жану Белену? Твоя родная мать, эта старая карга, частенько подметала мою мастерскую; но теперь я продал ее господину мажордому госпиталя Святых отцов; она такая развалина, что он дал мне за нее только тридцать два ливра, да еще шесть су впридачу. Вот и вся история – твоя и ее, но похоже, что вы теперь загордились, ваша братия негры и мулаты; ты, наверно, уж забыл то время, когда на коленях служил мастеру Жану Белену – плотнику из Капа.
Биасу слушал его со свирепой усмешкой, похожий на тигра, оскалившего зубы. – Так! – сказал он. Затем повернулся к неграм, которые привели мастера Белена, и сказал: – Возьмите козлы, две доски и пилу и уведите этого человека. Жан Белен, плотник из Капа, благодари меня: я жалую тебя смертью, достойной плотника. Его ужасный смех объяснил нам, какую чудовищную пытку он придумал, чтоб наказать гордость своего прежнего хозяина. Я задрожал; но Жан Белен и бровью не повел; он презрительно повернулся к Биасу. – Да, – сказал он, – я должен тебя поблагодарить: я продал тебя за тринадцать пиастров, значит получил больше, чем ты стоишь. Его утащили.
XXXIII
Два другие пленника присутствовали, ни живы ни мертвы, при этом страшном прологе к их собственной трагедии. Их смиренный и испуганный вид резко отличался от несколько вызывающей смелости плотника; они дрожали с головы до ног. Биасу оглядел их одного за другим своим хитрым взглядом; затем, с наслаждением растягивая их пытку, он затеял с Риго разговор о разных сортах табака, уверяя, что гаванский табак хорош только для сигар, а нюхать лучше всего табак испанский, того сорта, две бочки которого ему прислал покойный Букман, забравший их у г-на Лебатю, хозяина острова Черепахи. Затем он вдруг обратился к гражданину генералу С*** и резко спросил: – А ты как думаешь? При этом неожиданном обращении гражданин С*** затрепетал. Он ответил, заикаясь: – Я полагаюсь, генерал, на мнение вашего превосходительства. – Слова льстеца! – возразил Биасу. – Я спрашиваю, каково твое мнение, а не мое. Знаешь ли ты лучший нюхательный табак, чем табак Лебатю? – Нет, право не знаю, монсеньор, – ответил С***, смущение которого потешало Биасу. – Генерал! Превосходительство! Монсеньор! – подхватил Биасу нетерпеливо. – Ты, видно, аристократ! – Ах, право нет! Уверяю вас! – воскликнул гражданин генерал. – Я настоящий патриот девяносто первого года и горячий негрофил… – Негрофил, – перебил Биасу, – что это такое – негрофил? – Это друг чернокожих, – пролепетал гражданин С***. – Быть другом чернокожих – этого мало, – строго возразил Биасу, – надо быть другом всех цветных. Я, кажется, говорил уже, что Биасу был сакатра. – Да, друг цветных, это я и хотел сказать, – ответил смиренно негрофил. – Я переписываюсь с самыми известными сторонниками негров и мулатов. Биасу, довольный тем, что может унизить белого, снова прервал его: – «Негров, мулатов!»… Что это значит? Ты что же, пришел сюда, чтобы оскорблять нас этими ненавистными кличками, выдуманными белыми из презрения к нам? Здесь вас окружают только люди черные и цветные, понимаете, господин колонист? – Это дурная привычка, укоренившаяся с детства, – ответил С***, – простите меня, я никак не хотел оскорбить вас, монсеньор. – Оставь в покое «монсеньора», я уже сказал тебе, что не люблю эти аристократические замашки! С*** хотел еще раз извиниться и начал, заикаясь, бормотать новое объяснение: – Если бы вы меня знали, гражданин… – Гражданин! За кого ты меня принимаешь? – сердито закричал Биасу. |
