Две большие картины изображали сказочных людей-птиц с крыльями за спиной. Денисов помнил их по рисункам в школьном учебнике истории.
«Ассирия! Древнейшее государство Мессопотамии… Кажется, так!»
— Крылья — форма изображения внутренней энергии, — заметила Журавлева, проследив направление взгляда. — Это мои работы.
Из кухни доносились запахи жареного мяса, специй.
— Садитесь с нами.
— Спасибо, я спешу. Вам сказали — я интересуюсь Сабиром Жанзаковым. Он неожиданно исчез со съемок…
— Я никогда не слышала о нем.
— Он дружит с Камалом Досымбетовым. Вы его ученица…
Журавлева остановила жестом. Не оборачиваясь, негромко назвала чье-то имя.
Из комнаты появилась вторая женщина — худая, похожая на стрекозу; все в ней было в тон — от рыжих веснушек до кофейного цвета брюк, включая медный браслет и тяжелую желтую цепочку. Журавлева сказала несколько слов.
Еще две женщины и мужчина пересекли прихожую, направляясь в кухню. Они несли тарелки. Денисов не ошибся — в квартире было много людей, работало одновременно несколько музыкальных устройств: звуки доносились с обеих сторон.
Амбал, который встретил Денисова, подошел ближе, прислушался — за поворотом стены, внизу, Денисов увидел голубые носки кроссовок.
Еще через минуту та же женщина передала Журавлевой фотографию.
— Вот.
Она протянула снимок Денисову. На нем изображена была голова юноши и чьи-то протянутые сзади к голове руки с растопыренными пальцами. Юноша был сфотографирован в профиль, выглядел изможденным, придавленным.
— Таким Камал был несколько лет назад. Я пробовала ему снять головные боли. Это мои руки.
— Меня ввела в заблуждение подпись. Ее многие видели — «Учителю от благодарной ученицы»…
Журавлева не ответила, черные глаза смотрели пристально. Денисов не чувствовал в них гипнотической силы. Понял другое. Целительница хочет о чем-то умолчать, сделав так, чтобы он сам догадался.
— А что Эркабай?
Она снова рукой предложила не продолжать; Эркабай ее не интересовал.
— Не представляю. — Подумав, она добавила: — Как раз сейчас группа видных ученых, как мне известно, обратилась в Моссовет с ходатайством выделить Камалу жилую площадь и прописать в Москве.
Кроссовки за ее спиной шевельнулись.
Журавлева негромко произнесла имя, Денисов не расслышал.
Из комнаты выбежал мальчик. Женщина что-то сказала, подняла ребенка на руки. Она по-прежнему пристально смотрела на Денисова, прижимала сына к груди.
«Меня хотели навести на какую-то мысль, — подумал Денисов, спускаясь по недавно отреставрированной лестнице. — Амбал-телохранитель в прихожей, ребенок на руках… Похоже, Журавлевой кто-то угрожает… Но кто? Аспирант? Камал? Но я не смог понять подсказку…»
Из автомата во дворе он набрал номер квартиры в Крылатском.
— Это Денисов.
— Я узнала вас, оперуполномоченный… — Трубку взяла жена Аркадия. — Мы думали, что вы отсыпаетесь, не хотели будить.
— Но вы тоже на ногах.
— Только-только уложила Терезу.
— Как вы узнали, что Жанзаков нашелся?
— Терезе позвонил Рустам Хаббибулович, отец. А тому — отец Сабира. Сабир сказал, все в порядке, что у него с понедельника начинаются съемки.
— Откуда он звонил?
— Не сказал. Да и отцу Сабира ни к чему. Он считает, что из Москвы. Разговор был короткий: «Как вы? Как мама, сестра?» С родителями проживает его младшая сестренка. «Привет тестю с семейством…» Завтра сам все объяснит. |