|
Там, внутри, понимаешь? Все наши сидели напротив, на бульваре, прощались с ней оттуда, а я оказался внутри, и вовсе не из-за идеологических соображений, не из протеста, а просто спал там пьяный. Забыл, что утром начнут ломать, а может быть, и не знал. Я ведь тогда без перерыва гудел со своей гитарой, торчал, земли под собой не замечал. Когда они ударили чугунной бабой в крышу, я очнулся, и небо развернулось надо мной, как червь в пустыне я лежал, червяк в пустыне грохота. И вот тогда я подумал… я тогда подумал… Впрочем, не важно, что я тогда подумал… Важно, что с того времени я дворник, сторож, мужичок-середнячок, спекулянт сушеными грибами.
МОНОГАМОВ. А как ты когда-то орал под гитару! Господь, не обессудь, Паскудны наши рожи, Корява наша суть, И кожи, как рогожи! И дальше «скэтом» под Армстронга… (Улыбается.) ЛЕША-СТОРОЖ. Между прочим, недавно мне предлагали жениться на английской подданной, но я предпочитаю… МОНОГАМОВ. Ты предпочитаешь, Леша, сушить грибы и по ночам ждать Цаплю. Да? ЛЕША-СТОРОЖ (испуганно). Чаво-чаво? На кой ляд мне болотное дохло? МОНОГАМОВ. Со мной-то, Леша, хоть не придуривайся. Кто она? ЛЕША-СТОРОЖ (глухо). Она прилетает из Польши. МОНОГАМОВ (изумленно). Откуда? ЛЕША-СТОРОЖ. Здесь в семи километрах польская граница. МОНОГАМОВ (с нарастающим изумлением). Ты хочешь сказать, что в семи километрах отсюда кончается Советский Союз? ЛЕША-СТОРОЖ. Я хочу сказать, что там начинается Польша. И она прилетает оттуда. По ночам. МОНОГАМОВ. Может быть, наоборот, она утром улетает от нас к ним? ЛЕША-СТОРОЖ (со сдержанным отчаянием). Там у нее друг, я знаю. МОНОГАМОВ. Может быть, она не замечает государственной границы? ЛЕША-СТОРОЖ. Зачем ей прилетать сюда? Зачем так мучить? МОНОГАМОВ. Ты давно влюблен? ЛЕША-СТОРОЖ. Влюблен? (Обхватывает голову руками.) Я спать не могу! МОНОГАМОВ (вглядывается вдаль). Кто это там прыгает у леса по кочкам? ЛЕША-СТОРОЖ. Это черти играют. МОНОГАМОВ. Ты приближался к ней? ЛЕША-СТОРОЖ. Никогда. Боюсь. Да и она пуглива. МОНОГАМОВ. Она девственница. ЛЕША-СТОРОЖ (с горечью). Как же! У нее в Польше друг, он ее тянет, я точно знаю. МОНОГАМОВ. Зачем же она прилетает по ночам в СССР? Я уверен, она – девственна! Очень близко слышится глухой генетический зов, страсть, мольба. Вспыхивает зарница, но не гаснет, а зависает над верандой, освещая все вокруг фосфорическим светом. На веранду медленно и бесшумно поднимается Цапля. Останавливается в неуклюжей застенчивой позе девочки-переростка. Нелепо перекрещенные ноги. Повисший клюв и крылья. С дешевенького нейлонового плаща капает болотная жижа. МОНОГАМОВ. Цапля, вы девственны? ЦАПЛЯ. Я несчастна. Зарница гаснет. Мрак. Топот ног по лестнице, кто-то сбегает на веранду. Вдруг включается электричество. Это Боб, он весь дрожит. Дико осматривается и видит распростертых на полу Моногамова и Лешу-сторожа. Цапля, разумеется, исчезла. БОБ (кричит). Кто здесь несчастен? Эй, чуваки, я спрашиваю, кто здесь несчастен? Что происходит в проклятом пансионате? Папаша, это ты? МОНОГАМОВ. Я влюблен. БОБ (машет рукой). Вот, так и знал! Другого от тебя и не ожидал, папаша! (Подходит к рампе и обращается в зрительный зал.) Поймите, в прыжках в высоту все зависит от нервной системы. Вся техника пойдет насмарку, если нервная система забуксует. Поймите, я не могу так, я не могу прыгать, если чувствую, что кто-то где-то так пронзительно несчастен. Летит весь фафик. (Оборачивается.) Леха, скажи хоть ты, что здесь происходит? ЛЕША-СТОРОЖ (в обычном образе). Цапля-сука чавой-то разгугыкалась, падла…
ЗАНАВЕС ПЕРВЫЙ АНТРАКТ
Первый антракт продолжается, как обычно, минут 15 – 20, и на это время в театре воцаряется анархия. |
