КЛАВДИЯ. Ах, это ты вчера выпросила у Моногамова.

РОЗА. Ты просто ничего не видела в своем провинциальном азарте!

ЛАЙМА (смотрит в бинокль). Ах, девочки, он зажег огни… светящийся автобус на фоне заката… Незабываемо!… Он подходит к нашей государственной границе… Европа! Польская Народная Республика!

Быстро темнеет. Миражный город на заднике освещается огнями.

Крики Цапли.

Сестры, растрепанные и растерянные, бросаются друг к другу и обнимаются.

Крики Цапли. Страстные объятия сестер. Уходят. В темноте на сцене появляется ломкая белесая фигура с неясными очертаниями. Вздохи и причитания. Шорох крыл.

В луче света появляются покойно развалившиеся на тахте Степанида и Ф.Г.Кампанеец. В руках у Кампанейца газета.

КАМПАНЕЕЦ (читает). Знаете ли вы, что… ну-с, посмотрим, что они преподнесут нам на сей раз? (Читает.) …что в 1579 году жители города Цюкерхен, что в Вюртемберге, были разбужены шумом невероятного по силе дождя. Каково же было изумление добропорядочных бюргеров, когда они увидели, что на мостовые вместе с потоками воды валятся с неба тысячи болотных лягушек… (В ярости комкает газету и вскакивает.)

Вскакивает и взбешенная Степанида.

КАМПАНЕЕЦ, СТЕПАНИДА (наперебой). Что за наглый вздор! Что они пишут тут, понимаете ли! Когда же эти негодяи оставят людей в покое?! Негодяи! (Выходят к рампе.)

СТЕПАНИДА (в зал). Негодяи! Негодяи! Негодяи!

КАМПАНЕЕЦ (в зал). Негодяи! (Очищает рот.) Дьявольски хочется пива «Карлсберг»!

Звонки и голоса по радио призывают зрителей вернуться в зал. Пока желающие возвращаются, на сцене происходят стыдливые изменения декораций. В эти несколько минут приятно было бы увидеть в проходе трех-четырех молодчиков, играющих на геликонах что-нибудь сентиментальное.

5. Лягушкопад

Смерч над болотом пролетал, лягушек в тучи засосал. К утру упал на мирный штадт нелепейший лягушкопад.

Когда лягушки падают с небес, происходит глупейшее чудо из всех чудес. Довольно паршивое явление природы. В восторге лишь нравственные уроды. Права на сон лишается гражданин сонный, кипит его разум, естественно, возмущенный. На наших улицах лягушачье крошево, в этом нет ничего хорошего. Шлепаются на крышу лягушки да лягушки. Хватить бы кого-нибудь пивной кружкой! Да некого…

Послушай, Ганс, ты, кажется, впадаешь в транс? Под мышкой у тебя подушка, а изо рта торчит лягушка!

Он на француженке женат, поэтому лягушкопад его нисколько не тревожит. Да, славы нашей не умножит такой лягушколюб Гансуля. Не лезь-ка шайзе на дер штуле за наш товарищеский тиш!

А ты, Иозеф, что молчишь? А ну-ка двинь Петру, геноссе! Иначе сам башки не сносишь!

Эй, Феликс, ножик не забыл? Что нож, ружьем бы вразумил глупцов, что затыкают уши, когда лягушки, словно груши, на плиты наших городов из иностранных облаков валят, а бургомистр Шумахер, жидам продавший душу на хер, молчит и прячется в дому. Кто на ногах, айда к нему!

Тот, кто лягушками нынче наслаждался, немецким салом, видно, вчера обожрался.

Тут назревает афоризм, и в нации растет фашизм.

АКТ II

Снова веранда пансионата «Швейник» в ее прежнем великолепии. Яркое солнечное утро. Роза и Клавдия, обе в сарафанчиках, накрывают к завтраку, привычно переругиваясь.

Ф.Г. Кампанеец в деловой тройке и очках разгуливает по веранде. Не выпускает из рук телефона с длиннейшим шнуром. В течение всего этого действия шнур будет тащиться за Кампанейцем, постепенно опутывая их всех и играя, таким образом, немалую роль в разработке мизансцен.

КАМПАНЕЕЦ (в телефон). Записывай, Игорек! Двадцать четыре ящика иранского порошка отправить в Молдавию и придержать, теперь его долго не будет.