|
Вы, молодежь, сейчас пользуетесь результатами, а ведь нам приходилось начинать с азов, вдалбливать людям в головы азбучные истины. Посмотрите теперь на мою Розочку. Каракумский канал, горячее дыхание пустыни, миллионы, миллиарды тонн песка перевернули, пока не утолили вековую жажду. Клавдия – это уже Березняки, химия, дальнейшая борьба за воплощение в жизнь великих идей великого человека… хм… Менделеева… Вот так из конца в конец страны и метался на спецсамолете. Прости, но испытываю гордость и вдохновляюсь на современном этапе. Даже и этот мой скромный «Швейник». Он важен и нужен. А мое участие в бытовой химизации – все эти красители, одораторы, порошки, лаки, антикоррозаторы, дезинсектициды – все это важно и нужно. Не-ет, шалишь, мне стыдиться нечего! Вот почему я с таким удовлетворением взираю на стол, когда возвращаюсь из командировки. Ну, что нового?
РОЗА. Появилась птица. Кричит по ночам. КАМПАНЕЕЦ. Какая птица? СТЕПАНИДА. Лично я ничего не слышу. КЛАВДИЯ. А я вас видела ночью на балконе. СТЕПАНИДА. Это я статью обдумывала. КАМПАНЕЕЦ. Ну-ка, давайте по порядку. Что за птица? Слышится крик птицы, глухой, дикий и тревожный. Все вскакивают. Одна лишь Степанида пьет чай. СТЕПАНИДА. Я ровным счетом ничего не слышу. Звенит ложечка в ее стакане. Крик повторяется. КЛАВДИЯ (хохочет). Да это же Лешка, хамло мое эдакое! Научился, подлец! Все видят Лешу-сторожа, который, высунувшись из сумерек наподобие Фавна, подражает голосу птицы. СЕСТРЫ (радостно). Так это Леша! Леша нас все время разыгрывал! Леша – наш сторож! ЛЕША-СТОРОЖ (довольный). Мы-ста по ентому делу сызмальства… ЮЗА (потерянно). Как? Неужели это всего лишь Леша-сторож? Мгновенная острая печаль сковала всю компанию. Крик птицы, глухой, дикий и тревожный. ЛЕША-СТОРОЖ (вставляет в глаз стеклышко и вглядывается в багровеющее небо). А вот етто, значится, она сама. Откликается. КАМПАНЕЕЦ (неожиданно кулаком по столу). Да кто это она? КЛАРЕНС (выходит из-за телевизора, приподнимая шляпу). Пшепрашем паньство, я имею визионарию. КАМПАНЕЕЦ. А это что еще за чучела? (Очищает рот.) ЛЕША-СТОРОЖ. Суседы наши, хуторяне. Черти, значитца, лесные. КАМПАНЕЕЦ. Дурацкие шутки. Никаких хуторов здесь нет. Завтра же наведу справки, где полагается. ЛЕША-СТОРОЖ. Чаво увидал-то, Кларенс? КЛАРЕНС. Там есть райхер, ай и, херон… забывать по-рос-сийску… чапля на багне… ЦИНТИЯ (хихикает, целует в мордочку свою чернобурку). Сейчас будет кто-то пришель и все нишинальство! ЛЕША-СТОРОЖ (испуганно). Эй, бабка, ты поосторожней с энтим делом! Тут другие по этому делу. Мокрый и веселый после бега на веранду поднимается Боб. Машет кому-то рукой. БОБ. Эй, парень, сюда! Голос МОНОГАМОВА. Я не ошибся? Это пансионат «Швейник»? БОБ. Поднимайся! Машину можешь не закрывать! (Сте-паниде.) Привет, ма! (Кампанейцу.) Хелло, дядя Филипп! (Всем.) Там какой-то фирменный кент прибыл. Сафари цвета хаки. На веранде появляется Иван Моногамов.
2. Шаг
Его огромные глаза с тревогой озирали пьесу на сцене, в зале, здесь и за, вдоль тропки по дороге к лесу. Стоял, миря нездешний дух со здешней скованностью позы. Когда б не совершенный слух, он не поймал бы местной прозы. Имей он кожи хоть аршин, не перешел бы гиблой бровки и, не почувствовав рифмовки, не потревожил бы старшин. Таких героев хоть в архив. Вдобавок к недостатку кожи, прискорбно он не молчалив, мучительно не осторожен. Опомнись, тихая душа, дитя планеты Моногамов! Он делает последний шаг и пропадает в сети драмы.
КАМПАНЕЕЦ. Ошиблись, гражданин, да еще и нарушили – проехали под знак. |
