Сближение поместной и вотчинной форм собственности началось уже при Иване Грозном. Поместье оставалось казенной собственностью и одновременно приобретало черты наследственного владения дворянской семьи. Наследование поместья в трех и более поколениях вело к фактическому перерождению государственной собственности. Опричнина грубо оборвала этот процесс, задержав его на целое столетие. Надежды помещиков на то, что им удастся закрепить за собой в собственность полученные из казны имения, развеялись в прах. Конфискация владений у многих тысяч дворян без всякой повинности с их стороны подтвердила тот факт, что реальным собственником всех поместных земель в государстве остается монарх.

Господство государственной собственности породило первую «великую утопию» в истории России. При отсутствии майората и многодетности дворянских семей неизбежные разделы имения между сыновьями грозили землевладельцу разорением и нищенской сумой. Впервые в XVI в. государство взяло на себя обязательство обеспечить поместьями тех, кто несет государственную службу, и не только дворян, но и их потомков на все обозримое будущее. Со своей стороны, дворянство приняло принцип обязательной службы с земли, который не мог быть навязан землевладельцам силой. Однако принцип государственного обеспечения и регулирования не приостановил процесс дробления земельных владений. Разруха конца XVI в. знаменовала полное крушение утопии.

Современники отметили факт дворянского «оскудения» уже при Грозном. В неотправленном письме к царю Курбский мрачными красками рисовал положение обнищавшего дворянства: «Воинской же чин строев ныне худеишии строев обретеся, яко многим не имети не токмо коней, ко бранем уготовленных, или оружии ратных, но и дневныя пищи…»¹.

Одной из главных причин упадка боярства в XV в. было дробление боярских вотчин. Наделение московских служилых людей поместьями помогло преодолеть кризис старого боярства. Однако стремительное расширение фонда государственных поместных земель прекратилось после присоединения Новгорода и Пскова. Московские власти не осмелились провести массовых конфискаций вотчин в других присоединенных землях — Твери и Рязани. Упадок поместья явственно обозначился уже при Грозном. За первую половину XVI в. удельный вес мелких поместий (до 150 га пашни) в Новгородской земле увеличился почти вдвое². Во второй половине века процесс биологического размножения дворян сохранил свою интенсивность, следствием чего явилось дальнейшее дробление поместья. Однако явление приобрело новые черты. В начале века разделу подвергались сравнительно крупные поместья, и наследники имели возможность продолжать службу. Во второй половине столетия огромное число измельчавших поместий разорилось и перешло в разряд пустующих государственных земель³. К 1580 г. в Новгороде запустело более 40 процентов «обеж» (обжа — единица обложения в Новгороде). Подавляющая часть опустевших и заброшенных имений приходилась на долю мелких поместий. К концу XVI в. запустело более 90 процентов пашни, которую крестьяне и помещики обрабатывали в первой половине столетия⁴. Таким был итог столетнего господства государственной собственности в новгородских владениях Москвы.

Новгородское поместное ополчение получило в Разрядах наименование «кованой рати». Владельцы процветающих поместий исправно несли службу в тяжеловооруженной коннице, закованные в железные, «кованые» доспехи. Во второй половине XVI в. их называли дворянами «полковой службы». Кризис поместной системы привел к появлению рядом с помещиками, несшими «полковую службу», нового социального персонажа — «сына боярского с пищалью»⁵. Такие люди либо имели совсем небольшие поместья, либо были безземельными. Они не могли содержать боевого коня и не имели рыцарского вооружения, а потому не могли служить в «кованой рати».