— Да а я что? Я ничего, я к нашему государю-иноку со всем уважением. — стушевался гуртовщик. — Он по случаю восшествия на трон бани всем бесплатно открыл, одеон опять же, ничего я такого и не говорю-то дурного, молчу я вообще…

— Вот и молчи себе потише, а то будешь как тот златокузнец — плеваным. — внушительно произнес глава ватаги.

— Весело вы тут, в столицах, проживаете. — народ перешел к доброжелательному перемыванию моих косточек, и я, убедившись в царской популярности в среде пролетариата повернулся к трактирщику. — Но весельем брюхо не набьешь. Чем покормишь-то нас?

— А вам поплотнее, или так, перекусит просто?, — поинтересовался тот.

— Плотно перекусить, но не до опышки. Ночевать, уж не обессудь, будем не у тебя, а в Нижнем городе, там и догонимся.

— Я так и думал. — кивнул трактирщик. — Больно ткань у вас добрая на сутаны пошла. Тогда, кашки могу. Пшенной, или там гороховой. С мясцом.

— От Громолета-мясоеда еще двух недель не прошло, нельзя нам мясо. — вмешался Тумил. — Рыбки лучше жареной дай.

— Рыба есть только соленая и копченая — я ж не в порту держу заведение. Но могу предложить жареных голубей.

— Э-эх, — вздохнул я, — попадешь к вам в столицу, научишься есть всякую гадость. Тащи своих голубей. И пива по кружке — вино-то у тебя, поди, не лучшего букета.

— Да уж, не для царского стола. — хохотнул трактирщик. — Твоя правда, монах. А вот пива свежего только вчера две бочки купил, да такого, что и самому государю подать не грех — с постными рожами не уйдете, братья.

Когда хозяин "Коровьей лепешки" удалился Энгель пихнул Тумила локтем вбок и заговорщицким тоном произнес:

— Ну вот и слава пришла, а? Каждый гуртовщик в Аарте тебя теперь знает.

— А в Тампуранке и вовсе каждая собака. — хмыкнул мальчик. — Так что завидуй молча.

— А откуда ты известен в столице Запоолья?, — удивился Утмир.

— В коррере он там выступал. — пояснил я. — Так успешно, что местные бычьи плясуны признали его лучшим из лучших, а потом всю ночь по кабакам таскали, да по девкам.

— Обижаете, ваше величество. По девкам — это я уже сам. — Тумил потупился и сделал благочестивое лицо.

— Как же, помню. — усмехнулся я. — Если верить слухам, овладел разом двадцатью пятью девственницами, причем некоторыми даже неоднократно.

— Враки это все. Я еще не достиг той святости, что и ваше величество, чудеса творить не умею. — сокрушенно вздохнул послушник-стремянной.

Это вот он на что сейчас намекнул, интересно?

— Отец. — обратился ко мне молодой парень, сидящий за соседним столиком. Совсем еще молодой, с жиденькой и короткой бороденкой, которую едва-едва умудрялся заплетать, но здоровенный как бык. — Скажи, а вас в столицу на служение прислали, или преподобному Валарашу во вспоможение?

— Это уже как решат…, — я потыкал пальцем в верх, намекая на некое гипотетическое начальство. — А тебе почто?

— Да вот, — вздохнул гуртовщик, — слух такой ходит, что будут преподобного с наместничества снимать. Царь-де наш задумал, будто бы, закам мордасы начистить, да заселить их степи ашшорскими крестьянами, и отца Валараша над этим всем во главе поставить.

— Чистая правда. — кивнул я. — А еще на вновь заселенных территориях ему указ вышел монастырь основать.

Не то чтобы при этих моих словах в зале воцарилась мертвая тишина, но многие из присутствующих умолкли и навострили уши.