- Я не говорил ей, она и так уже видела слишком много зла. Но я знаю, что сделает этот скот дома нашего. Он пообещает критянам Критское царство, к этому уже идет; но в Критском царстве он может царствовать лишь по праву Владычицы. В древние времена критские Миносы женились на своих сестрах, как египтяне сейчас…

У меня сердце замерло. Но вместе с тем - теперь, когда все стало ясно, - стало как-то спокойнее. И я на самом деле понял теперь, почему Великий Минос принимает у себя бычьего плясуна с материка, незаконного сына какого-то мизерного царя, и предлагает ему Богиню. И почему она говорила так об убийстве своего брата, сына матери своей, - тоже понял. Да, она уже видела много зла, она догадывалась.

Я собрался с духом:

- Государь, - говорю, - я послал известие отцу, что я жив, и просил его прислать мне флот.

Он выпрямился в кресле.

- Что?… Дочь мне ничего не говорила об этом.

- Эта тяжесть не для девичьих плеч, - говорю.

Он кивнул своей золотой головой и задумался.

- Ты получил ответ? - спрашивает. - Они придут?

Я уже вдохнул для ответа - и тут сообразил, что собираюсь говорить не то что надо, детская болтовня получится. Эта встреча научила меня самооценке.

- Не знаю, - говорю. - У моего отца мало кораблей. Я сказал ему, чтобы он попытался привлечь Великого Царя Микен.

Он повернул голову, чтоб взглянуть на меня, но я уже знал, что теперь скажу все как надо:

- Допустим, Великий Царь сказал отцу: «Тезей твой сын, но не мой. Это он говорит, что Кносс можно взять, но он бычий плясун и хочет вернуться домой. Что, если мы пошлем корабли, а Минос их потопит? Мы все тогда станем рабами». Мой отец осторожный человек; если Великий Царь скажет так, то отец увидит смысл в этих словах.

Он тяжело кивнул.

- А теперь слишком поздно посылать снова, - говорит. - Зимнее море.

- Тогда, - говорю, - мы должны рассчитывать на себя. Если эллины придут - тем лучше.

Он откинулся в кресле.

- Но что ты сможешь?

- Кроме меня есть еще плясуны, - говорю. - И они будут драться. Все, даже трусы, даже девушки, - все пойдут на все за надежду на жизнь. Я достаю оружие для них, и с ними я захвачу Лабиринт, если нам хоть кто-нибудь поможет за стенами Бычьего Двора.

Он потянулся за какими-то листками, что лежали на столе.

- Есть еще несколько человек, которым можно верить, - говорит. И прочитал мне несколько имен.

- Только не Дромей, государь, - перебил я. - Он зашатался; я видел его в Малом Дворце.

Он вздохнул и оттолкнул бумаги:

- Я воспитывал его с детства, - с тех пор как умер его отец…

- Но зато есть Пирим, - говорю. - Он устоял, у него есть сыновья… И они будут знать, на кого еще можно положиться. Но у нас две проблемы: оружие - и кто-нибудь, кто может привлечь на нашу сторону критян.

Мы поговорили еще какое-то время. А под конец он сказал:

- Как ни устал я от жизни, но буду жить до тех пор, пока вы не подготовитесь.

Я вспомнил, как плохо думал о нем из-за того, что он не вернулся к богу. Вспомнил и устыдился.

- Если получишь вести из Афин, дай мне знать.

Я пообещал. Я представлял себе, как отец въезжает через Львиные ворота, и потом вверх по крутой дороге к Микенскому Дворцу, видел его за столом с Великим Царем… Но наверху, в личных покоях Царя, отец убеждает его воевать, разжигает нетерпение вывести в море крутобокие боевые корабли - этого я не мог себе представить. Слишком много тревог пережил отец, состарился от них до времени… Я мысленно видел бурное темное море, что бушевало вокруг Крита, - оно было пустынно.

- Будет ли флот, нет ли, - сказал я, - когда подойдет наше время - мы узнаем его, государь. Я в руке Посейдона. Он послал меня сюда и не оставит. Он пошлет мне знак

Я сказал это, чтобы утешить его: ведь почти не сомневался, что корабли не придут сюда, пока я сам их не пришлю.