— Он умер, и ты ему уже не нужна! — Неоптолем задыхался от охватившего его вдруг неудержимого возбуждения, похожего на безумие. — И будет так, как я сказал!

Он рывком сорвал прикрывавший её плечи плащ, рванул лохмотья платья. Она снова закричала, отчаянно и мучительно, как кричат под жертвенным ножом. И тотчас дико завизжал Астианакс. Вскочив на ноги, он перепрыгнул с сундука на ближайшую бочку и оттуда достал Неоптолема, бешено заколотив кулачками по его плечу. Юный базилевс даже не заметил этого. Тогда малыш, с тем же диким визгом, что есть силы вцепился зубами в это мокрое от пота плечо. Неоптолем не почувствовал укуса. Он уже опрокидывал свою жертву на шершавые доски днища, уже нависал над нею, захлёбываясь и безумно хохоча.

И тут над самым его ухом раздался оглушительный рык и громадное тело ударило его сверху. Быстрота реакции, почти такая же, как у отца, спасла Неоптолему жизнь — почти бессознательно он успел повернуться, прикрываясь полусогнутой рукой, и страшные челюсти Тарка, уже готовые сомкнуться сзади на его шее, сжали руку выше локтя.

Могучий пёс одним рывком оборвал толстый ремень и бросился на базилевса прежде, чем кто-либо из бывших поблизости воинов успел заметить это...

Тарк мгновенно перекусил бы руку мальчика, но в том месте, которое сжали его зубы, левое плечо Неоптолема украшал широкий железный браслет. Он лишь немного смягчил хватку, однако зубы пса, смяв и прогнув железо, растерзав плоть, всё же не достали до кости.

Неоптолем, вскрикнув от резкой и неожиданной боли, мигом вскочил и обрушил бешеный удар кулака на голову собаки. Тарк обмяк и рухнул замертво на днище корабля.

И тотчас раздался нечеловеческий крик Андромахи. Она видела, как упал её защитник, могла подумать, что Неоптолем убил его и прийти от этого в ужас. Но случилось другое несчастье, куда более страшное: с размаху нанося удар собаке, Неоптолем взмахнул правой рукой, на которой висел, вцепившись в неё, Астианакс. Малыш сорвался и, беспомощно раскинув ручонки, перелетел через борт корабля...

— Не-ет! — взвыла женщина, вскочила, уже не чувствуя своей наготы, не видя ничего, кроме летящего в тёмные волны тельца, не слыша ничего, кроме пронзительного и отчаянного крика:

— Мама-а-а!

На миг Неоптолем застыл, ошеломлённый, потрясённый всем, что произошло и продолжало происходить. Из глубоких ран, оставленных зубами Тарка, ручьями лилась кровь.

Корабль резко качнуло, и Андромаха упала, немного не достав борта, через который хотела перемахнуть в воду.

— Держите её! — крикнул Неоптолем, краем глаза успев увидеть бросившихся к нему на помощь воинов.

В следующий миг он вскочил на борт, изо всех сил оттолкнулся и прыгнул в воду.

Когда большая тяжёлая волна поглотила его и затем вытолкнула на узорчато-пенную, летящую то вверх, то вниз поверхность, мальчик вдруг подумал, что не найдёт Астианакса. Было почти совершенно темно — рассвет ещё еле-еле прорезался сквозь непроглядность штормовой ночи. И волны все были одинаковые, и всё вокруг сливалось в клокочущую массу, которая, будучи рядом, прикасаясь, охватывая и втягивая в себя, казалась живой и смертельно опасной.

Но тут почти рядом показалась из воды кудрявая головка малыша, и Неоптолем, одним взмахом доплыв до него, левой рукой охватил беспомощно барахтающееся тельце. Хуже всего было то, что эта рука немела и отказывалась служить: Тарк не разгрыз кость, но, наверное, сильно повредил мышцы...

Базилевс огляделся. Ему стало страною, когда он увидел, как далеко оказался корабль, куда дальше, чем он думал — пока он нырял, его отнесло на порядочное расстояние.

Кормчий, видевший всё или почти всё, что произошло, уже разворачивал судно, отдавая команды гребцам.