Когда рабыня вышла, молодая женщина встала и огляделась, будто впервые видела свою комнату. Это было одно из самых богатых помещений царского дворца, с самого начала отданное по приказу Неоптолема его прекрасной пленнице. Просторная комната, смежная с другой, немного меньшей, была чисто выбелена и расписана по фризу и по низу нарядным геометрическим узором. В её стенах с двух сторон располагались ниши, украшенные статуями танцующих нимф, а пол был покрыт ковром, тоже привезённым из Трои, ворсистым и мягким, как шкура ягнёнка. Спали Андромаха с сыном в соседней комнате, потому здесь стояли только стол, пара кресел, два роскошных, отделанных кожей и тканью сундука, столик с парой ларцов для украшений и для благовоний, да длинная скамья, покрытая шкурой рыси.

Андромаха некоторое время обводила всё это взглядом, мысленно вновь переживая проведённые здесь годы. Она твёрдо знала, что произойдёт меньше чем через час, и с изумлением думала, что не боится этого... Только мысль об Астианаксе, в это время беспечно игравшем где-то в саду, тяжело мучила её, рождая тайные сомнения, но она гнала их — то, что она должна была сделать, она делала именно ради него.

Убедившись, что Эфра ушла и что дверь за нею закрылась плотно, Андромаха быстрыми шагами прошла во вторую комнату и, подойдя к своей постели, вытащила из-под подушки что-то, завёрнутое в кусок тёмной ткани. Она развернула свёрток. В нём был кинжал средней длины, тонкий, в прекрасных, отделанных перламутром ножнах. Это была тоже часть троянской добычи Неоптолема, и Андромаха давно приметила его в той комнате, где юный царь хранил своё оружие. Этой ночью она похитила кинжал и очень тщательно укрепила на его ножнах длинный и тонкий ремешок, который отрезала от одной из своих сандалий.

Опахнув полу хитона, женщина приподняла правую ногу, поставила её на скамью и, несколько раз обмотав ремешок вокруг бедра, прочно привязала к нему ножны. Она опустила лёгкую ткань, оглядела себя, чтобы убедиться, что кинжала не видно, потом несколько раз прошлась по комнате, проверяя, не соскользнёт ли ремешок вниз. Но он держался крепко.

— Ты где, госпожа? — послышался из соседней комнаты голос Эфры.

— Здесь.

И Андромаха вышла к рабыне и приняла из её рук большой серебряный кубок.

«Последний глоток вина в моей жизни! — подумала она. — Пью за тебя, мой Гектор!»

В то же самое время неподалёку от гавани, среди густых зарослей олеандра, полтора десятка человек так же сосредоточенно вооружались, пряча короткие мечи под праздничные пеплосы и плащи.

— Ты в каждом из них уверен? — спросила Гермиона Ореста, стоявшего, как и накануне, на корабле, слегка позади неё.

— Это воины моего отца, и все они мне преданы, — ответил юноша спокойно, поправляя свой пояс и проверяя, не выступит ли конец его меча из-под плаща во время ходьбы.

— И их не остановит то, что Неоптолем — сын Ахилла? — резко проговорила красавица, сжигая двоюродного брата жестоким упрямым взглядом.

Орест угрюмо усмехнулся.

— Жителей Микен не остановила преданность моему отцу. Почти все они верно служили Эгисту, его убийце! Нет, Гермиона, эти люди послушны мне, так что можешь в них не сомневаться. Но ты уверена, что действительно хочешь смерти Неоптолема?

— Что?! — не вскрикнула, а взвизгнула Гермиона. — Ты смеешь... смеешь спрашивать?! Хочу ли я смерти человека, которому год назад призналась в любви и поклялась в верности, и который променял меня, МЕНЯ на грязную троянскую рабыню?! Он ведёт её в храм, к алтарю, ЕЁ!!! Ведёт, чтобы назвать своей женой, чтобы сделать гекторово отродье своим наследником! И я должна смотреть на это?! И пережить это?! И не отплатить за это?! И ты смеешь сомневаться?! И это любя меня, да?!

— Не кричи так громко, — зло оборвал её Орест. — Я не спорю с тобой.