– Книг так много!

– Довольно! Голосование потом. Следующий оратор.

– Я предлагаю…

Пьяница, бывший председатель, валится со стула. Одновременно с этим входит Смерть и садится на свободное место. Вверху – веселая музыка, и кто-то красивый подходит к окну и неопределенно всматривается в темноту улицы. При свете можно рассмотреть лицо Смерти. Оно маленькое, сухое, темное, с большими темными провалами глаз и постоянно обнаженными крупными зубами, похожими на белые клавиши рояля. Очень спокойное. Пьяницу осматривают.

Труп грубо оттаскивают в угол, и там лежит он все время, выпятив круглый живот, подошвами к зрителям.

– Прошу на места. Кто это плачет?

– Его любовница.

– Его любовница? Сударыня, и вы могли любить эту свинью? Прошу вас замолчать, однако. Иначе велю вывести. Молчать!

– Я не буду.

– Прошу оратора продолжать.

– Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.

– Это глупо. У них есть ружья, дома – вас слопают первого…

– Ну хоть попугать.

– А зачем это нужно?

– Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом), там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку…

Посмотреть бы.

– Это бы и я посмотрел.

– Мне нравится.

Плаксиво шмурыгает носом и просит.

– Одного бы… деточку…

– Верно! Верно! Нужно уважить старика.

Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.

Отдельные вскрики:

– Бить их на улицах!

– А полиция?

– Собраться в дружины и…

– Мы раньше перегрыземся сами.

– Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.

– Сифилисом!

– Тифом!

– Холерою!

– Проклятые книги!

– Что делать?

– Танцуют.

– Где же Отец?

– Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?

Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.

– Проклятые!

– Танцуйте! Танцуйте!

– Мы придем к вам. Открывайте двери, мы придем к вам!

– Передушим ваших детей!

– Проклятые!

– Сожжем ваши книги!

– Принесем вам и сифилис, и холеру, и тиф!

– Проклятые!

Бессильный и злобный скрежет зубов. Быстро входит Царь Голод.

Все со стонами, с плачем, с рыданиями и визгом бросаются к нему, окружают, падают на колени, ловят его руки. Образуется группа: в центре, возвышаясь, Царь Голод, и у ног его, дрожащие, прижимаются к нему несчастные. В стороне остаются только Смерть и Председатель-Хулиган. Он сложил руки на груди и презрительно смотрит на стонущих.

Все стонет. Отделяется один и, стоя на коленях, говорит дрожащим, запинающимся, картавым голосом, как ребенок.

– Отец! Посмотри, что они сделали со мною! Отец! (Плачет, утирает слезы и продолжает.) Отец, посмотри, какой у меня низенький лоб. Я не могу думать, Отец. Посмотри на мои глазки – разве это глаза? В них ничего не видно. Они всего съели меня. Отец; Я плакать буду. (Плачет.)

– Почему он плачет один? Разве мы лучше?

– Разве ему хуже, чем нам?

– Будем плакать! Будем плакать!

– Положи руку на мою несчастную голову.