Но и когда проснется, все равно долго валяется неодетым. Вот и тут, закинув руки за голову, разглядывал давно изученный потолок, придумывая, чем бы заняться сегодня. Губить кошек и собак, бросая их с верхнего яруса, надоело. Других занятий попросту не находилось. В голову вдруг пришло, что если волосы на человеке не подпаливать, как иногда делал, а попросту вырвать по клокам, но не все, а полосами, то получится забавно. Стал раздумывать, как рвать. А если девке? Стало смешно, когда представил девку с клоком на макушке вместо косы. Такие волосы он видел в книге, клок волос на макушке носили его предки князья Киевские. Почти засмеялся от удовольствия, но распорядиться не успел, со двора вдруг донеслись вопли, шум не то драки, не то большой ссоры.
– Что там? – испуганно вскинулся со своего ложа Иван.
– А? – зевая, нехотя отозвался спавший в углу холоп.
– Что на дворе, я спрашиваю! – пнул его ногой рассердившийся князь. Холоп, почесывая пятерней спину, неторопливо поплелся к окну. Со двора и впрямь доносились какие-то крики.
Ивану надоело ждать, подбежал к окну сам, оттолкнув неповоротливого стража, выглянул. Только, видно, опоздал, почти ничего не увидел. Забыв, что не одет, маленький князь выскочил в переход, закрутил головой:
– Что? Что?
На глаза попался челядин, тащивший ворох одежды, на вопрос мальчика также нехотя объяснил:
– Князья Шуйские дьяка Мишурина убили.
– Как?! – ахнул Иван.
Челядин подхватил коленом падающее тряпье, освободившейся рукой поскреб затылок и снизошел до объяснения:
– Да ободрали его на дворе и бросили на плаху нагим…
– А… а митрополит? – ужаснулся князь.
– Не ведаю, государь, – пожал плечами челядин и потопал дальше, видно, сушить на солнце тряпье.
Иван забегал по дворцу, но узнать долго ничего не мог, никто не знал, что с Даниилом и где он. Пришлось самому идти в Успенский собор. На мечущегося мальчика никто попросту не обращал внимания.
Митрополит был там, он встретил Ивана с сокрушенным вздохом, предвидя и свое унижение. Долго утешал, но что мог сказать маленькому государю согбенный старец, если сила в руках у Шуйских? Одно поразило Даниила – Иван зло сузил глаза, долго сопел, а потом почти шепотом заявил:
– Придет и мое время, расправлюсь с Шуйскими! Со всеми боярами! Обиды не прощу!
Через несколько месяцев Шуйские смогли одолеть и митрополита Даниила, он был сослан в Волоколамский монастырь, где прежде был игуменом. Только сначала испытал великое унижение. Митрополита заставили подписать отречение от митрополии по неспособности к высокому служению! Такого русская церковь еще не видывала, но, боясь за свои жизни, святители одобрили низложение Даниила.
Иван, прощаясь с Даниилом, обливался слезами. Девятилетний князь ничем помочь своему наставнику не мог, только плакал. Но кто же обращал внимания на слезы мальчика, служившего лишь ширмой для всесильных Шуйских!
На смену Даниилу пришел игумен Троице-Сергиевой обители Иоасаф Скрипицын, выбранный жребием. И такое было невиданно ранее!
Иван настороженно глядел на поданную ему печалованную грамоту. Что еще хотят от него эти приставалы? Буквы прыгали перед глазами, князь не сразу смог прочитать даже имя боярина, за которого просили. Митрополит помог:
– Князь, челом бьем об освобождении князя Ивана Федоровича Бельского.
Иван вскинул голову, беспокойно оглядел стоявших перед ним бояр одного за другим, затем вопросительно уставился на митрополита. Иоасаф едва заметно кивнул. И тут Иван почувствовал, что от его решения зависит чья-то жизнь! В ушах противно зазвенело, но по спине пробежала дрожь от крепнущего внутри сладкого чувства властелина. |