В дверь спальной деликатно постучали:

– Мой друг, можно ли к тебе? Ты так жалобно и громко стонала… тебе нехорошо?

Сероглазка с трудом оторвала прелестную растрепанную головку от подушки и слабым, но счастливым голоском промяукала:

– Конечно, войдите, Анатоль! Вы же знаете, что вам всегда ко мне можно… Нет, мне очень хорошо, мне просто отлично! Заходите, скорее, посмотрите же на мою великолепную находку! Каков бриллиант, а? Протянул меня даже лучше, чем наш куч… гхм-гхм… – И прелестница притворно закашляла.

– Будь здорова, душенька! Да я просто побоялся показаться твоему гостю неучтивым. – В огромную, белоснежную с позолотой дверь бочком протиснулся одетый в бархатный шлафрок бравый седовласый старец, лет пятидесяти, с роскошными усами, переходящими в не менее роскошные бакенбарды a-ля Александр Второй. – Ведь мы же друг другу не представлены… Разрешите мне, милостивый государь, по сему поводу отрекомендоваться. Действительный статский советник Суворцев! Честь имею!

– Мой муж! – скромно потупила глазки белокурая прелестница.

«Бля! Вот так попал…» – только и подумал я…

…Наливая из серебряного чайничка своими белыми ручками чай в чашку севрского, тонкого, как яичная скорлупа, фарфора, сероглазка как-то еще и успевала при этом, скинув туфельку, своей премиленькой ножкой поглаживать мне под накрытым кружевной скатертью столом промежность, где на подобную ласку немедленно начинал реагировать мой натруженный предыдущей оргией дурак. А проказница в этот момент еще и улыбалась, нежно и ласково, своему сановному супругу.

– Видите ли, сударь, Ксения Анатольевна составила мое семейное счастье сразу же после своего выхода из Смольного… – глядя на свою жену отеческим взором, рассказывал Суворцев.

– Да, моя маман сумела мне устроить очень недурственную партию прямо после моего дебюта на первом же моем балу! – вставила сероглазка.

– Спасибо, душечка… – благодарно кивнул действительный статский советник. – Ты ведь знаешь, как я страстно люблю тебя и глубоко уважаю твою милую матушку.

– Конечно, мой милый! – И Ксюша послала супругу кокетливый воздушный поцелуй.

– Ах, плутовка! – супруг нежно погрозил ей пальцем, с желтым ногтем завзятого курильщика. – Но, сударь… Entre nous, вы же понимаете… некоторая разница в возрасте…

– Да что там некоторая! Мне было тогда едва шестнадцать, а мужу – все пятьдесят два…

– Э-э-э… – вставил свои пять копеек и я. – А шестнадцать лет – это не слишком ли рано для замужества?

– Отнюдь! Ведь Святой Синод буквально намедни запретил венчать двенадцатилетних девиц! Так что где-нибудь в нижегородской деревне я бы была уже и перестарком!

– Ну, не преувеличивай, Ксюша… Никакой ты была бы не перестарок! Да и я… Не так уж я был и стар… тогда, три года тому назад… Но! Que faire? Годы берут свое…

– Ах, Анатоль, вы опять напрашиваетесь на комплимент? – промурлыкала низким, завлекающим голоском сероглазка.

– Ксюша, ты вечно мне льстишь! – улыбнулся Суворцев. – Впрочем, пока у меня остался мой язык или хотя бы один палец… Vous me comprenez, le monsieur?

– Ах, эти французы – такие забавники… – мечтательно протянула Ксюша.

Я на это только и смог, что густо покраснеть.

– Ах, ах, смотри, Анатоль, наш милый гость смущается… разве он не прелесть? – зааплодировала Ксения.