Центурион сказал, не глядя на нее:

— Когда мы проезжали мимо, ворота были широко распахнуты, и так как мы увидели, что дом пуст, то решили проверить, не грабят ли разбойники собственность римского гражданина.

Он лгал, и оба они знали это. Когда Забаай уехал, он крепко запер за собой ворота. Тамар стало страшно, но она знала, что если покажет свой страх, то этим только побудит этих людей совершить то злодейство, которое они задумали.

— Римляне, как всегда, хранители мира. Я расскажу моему господину Забааю о вашей заботе, центурион. Ему будет очень приятно услышать это, — сказала Тамар, и ее голос звучал твердо и искренне.

Она повернулась к Ирис, которая, нервничая, стояла позади нее.

— Пойдем, Ирис! Мы должны поспешить, чтобы встретиться с нашим господином Забааем. Верблюды стоят в стойлах, центурион. Не будет ли один из ваших людей так добр привести их?

— А откуда мне знать, что вы действительно те, за кого себя выдаете? — сказал центурион. — Может быть, вы воровки, и тогда у меня и у моего командира будут неприятности. Кольцо мужчин все теснее смыкалось вокруг них. — Мой господин Забаай, его жены и вся его семья хорошо известны римскому губернатору города! — угрожающе повторила Тамар.

Теперь она не на шутку испугалась. Тамар поняла, что эти люди не легионеры, а иностранные наемники, варвары, завербованные в галльских и германских племенах, известные своей безжалостностью, лишенные милосердия и уважения к кому бы то ни было, в том числе и к женщинам.

— Я не сомневаюсь в том, что вы обе хорошо известны в городе, — вкрадчиво произнес центурион.

Окружавшие его мужчины засмеялись, и в их глазах загорелось возбуждение. Его взгляд был дерзким и жестоким, он протянул руку и оттолкнул Тамар в сторону.

— А вот тебя я хочу получше разглядеть! — сказал он Ирис, вытащив ее вперед.

Вначале она глядела на него, не дрогнув, и ее серо-голубые глаза выражали презрение. Но сердце так тяжело билось в груди. Ей казалось, что она смотрела в лицо смерти. Центурион не спеша гладил ее пепельно-белокурые волосы. Потом его рука медленно скользнула по ее телу вниз и скала ласкать ее груди.

— Центурион, — сказала она тихим, напряженным голосом, — я не только жена Забаая бен Селима, но и единственная дочь крупного банкира Симона Тита из Александрии. Не допустите, чтобы простая грубость переросла в серьезное преступление!

— Ты лжешь! — нагло ответил он. — Ты — пальмирская проститутка!

— Центурион, не делайте этого! — сказала Ирис, и теперь ее голос дрожал. — Разве у вас нет жены или сестры? Понравилось бы вам, если бы кто-нибудь сделал с ними такое?

Он бесстрастно взглянул на нее, и она не увидела ни жалости, ни сострадания в его синих, как лед, глазах.

— Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз спал с блондинкой, — сказал он и опрокинул ее на кровать.

Она попыталась вырваться, но он грубо пихнул ее назад. Самообладание покинуло Ирис. Она визжала в страшном испуге. Центурион злобно ударил ее, разорвал на ней платье и задрал его вверх, к животу. Его колено протиснулось между ее ног, а она боролась с ним, царапая ногтями лицо, сходя с ума от страха и испытывая стыд от того, что происходило с ней. Она не знала других мужчин, кроме своего любящего, нежного мужа. Ирис не могла представить себе, что мужчина мог сделать с женщиной такое. Она поняла — бороться бесполезно, но в глубине души отказывалась принимать весь этот ужас. Центурион в ярости от того, что ему мешают, продолжал бить ее, чтобы заставить покориться. Ее глаза распухли и почти закрылись, и тут она почувствовала, что он одолевает ее и, причиняя ей жестокую, жгучую боль, проникает в ее сопротивляющееся тело.