Принцу Евгению удалось одержать небольшую победу над французами, устроив им засаду; для него это было величайшей радостью, ведь он всей душой ненавидел их.

— Я услышал, как они приближаются, по своей фанфаронской привычке распевая песни: конечно, они ни о чем не догадывались! Мы их быстро схватили; к сожалению, мои солдаты обошлись с ними как с турками, что, на мой взгляд, непорядочно: я без конца повторяю им, что христиан надо щадить, — рассказывал он.

Отвага этого молодого человека могла сравниться лишь с его талантом полководца; он всегда находился в самой гуще боя, и чуть ли не каждая схватка заканчивалась для него по меньшей мере одной раной, так что, если дело ограничивалось лишь несколькими пулями, застрявшими в его одежде в ходе сражения, это можно было считать большим везением. Принц Евгений обладал редкостной способностью на глаз определять надежность укреплений и оценивать обстановку; ему было достаточно одного взгляда на позиции, чтобы предсказать поражение или победу. К несчастью, герцог менее осторожный, или, скорее, более оскорбленный, и под Стаффардой и под Марсальей отказался верить принцу.

Рядом с принцем Евгением находился один из его ближайших друзей — князь де Коммерси, принадлежавший к Лотарингскому дому и соперничавший с принцем в храбрости и даже безрассудстве. По-моему, в Турции, во время осады Белграда, молодой человек получил тяжелое ранение; ужасный удар был нанесен дротиком в ту минуту, когда де Коммерси отнимал у турок их флаг; в одиночку, со шпагой в зубах, держа по пистолету в каждой руке, он бросился в гущу вражеской армии, чтобы добыть турецкий флаг, и сделал это только потому, что корнет его полка позволил туркам отобрать у него свой. О, как великолепна, как безрассудна молодость!

Оборонительные сооружения на туринском холме, стали, можно сказать, неприступны. Двадцатитысячное войско разбило лагерь вокруг города: то были солдаты из Испании, Вюртемберга и Савойи. Ждали курфюрста Баварского, герцога Шомберга и князя Караффу; они прибыли, и, в то время как мы каждый день готовились к нападению, Катина, по своему обыкновению, перехитрил нас, напал на Карманьолу и взял ее после двух дней осады, подкрепленной предательством, которое окружало нас со всех сторон.

Удар был ужасный: Карманьола была житницей, плацдармом, одной из важнейших стратегических позиций страны. Узнав о ее потере, Виктор Амедей на несколько минут ушел в себя, но очень скоро мужество вернулось к нему, и он тут же отдал приказ действовать решительно.

Крепости, которые невозможно было защитить, становились оплотом противника, и герцог принес в жертву те из них, что казались ему бесполезными; Кераско и Кивассо были разрушены, а все силы для отпора врагу сосредоточены в Кунео.

С начала кампании этот город отражал любые атаки; его защищали лишь собственные жители и несколько отрядов крестьян из соседних деревень, в том числе восемьсот вальденсов под командованием их знаменитого главаря, которого, помнится, звали Гильельмо. О нем рассказывали самые необыкновенные, самые легендарные истории и даже слагали песни.

В осажденном городе командовал граф делла Ровере, а граф ди Бернеццо во главе трех савойских полков и подразделений союзников нашел способ проникнуть в крепость и присоединиться к ее защитникам. Поскольку его высочество не смог из государственных средств укрепить оборонительные сооружения, жители города сделали это своими силами и на свои деньги, что свидетельствует о большой преданности этих провинций их повелителю.

Принц Евгений, напуганный этими поражениями, срочно выехал в Вену, чтобы просить там помощи; он немедленно получил ее и вернулся с триумфом; в сущности, он изменил ход событий.