Больше я ничего не могу вспомнить.

Хисагази закричали и бросились бежать. Они, видимо, решили, что ад и небо обрушились на землю. Но Гюзан не побежал. Когда пыль заволокла и нас, и могилу корабля, и увенчанный снегами кратер вулкана, он ринулся на Ровика. Один из наших матросов вскинул было мушкет, но Этиен пригнул дуло книзу. Мы стояли и смотрели на поединок этих двоих. Они бились на содрогавшейся, покрытой пеплом земле, а мы всей душой понимали — у них есть на это право. Их клинки скрещивались звеня и высекали искры. Ровик оказался более искусным бойцом. В конце концов он пронзил своей шпагой горло Гюзану.

Мы достойно похоронили правителя острова Ярзик и пустились через джунгли в обратный путь.

В ту же ночь, опомнившись, воины хисагази атаковали нас. Пришлось пустить в ход мушкеты, но больше всего поработали наши шпаги и пики. Так или иначе мы пробились сквозь их ряды, потому что другого пути к морю у нас не было.

Они оставили нас в покое, но выслали вперед гонцов с известием о событиях. Когда мы достигли Никума, Искилип бросил против нас все свои силы. Одни отряды штурмовали «Золотого скакуна», другие поджидали нас в засаде, чтобы не допустить к кораблю. Мы снова построились в каре. Так что сколько бы их там ни было, биться с нами одновременно могли человек двадцать, не больше. Все же мы оставили шесть хороших парней на залитых кровью грязных улицах. Когда команда, ждавшая нас на каравелле, увидела, что Ровик возвращается, она принялась обстреливать город из пушек. Тростниковые крыши легко загорались, и это внесло такое смятение в ряды противника, что отряд, совершивший вылазку с корабля, смог соединиться с нами. Общими силами мы прорвались к причалу, взошли на борт и выбрали якорь.

Взбешенные хисагази отважно подвели свои челны к корпусу нашего корабля так, чтобы очутиться в мертвом пространстве, вне пределов орудийного огня. Они взбирались на плечи друг другу, пытаясь дотянуться до лееров. Одному отряду это удалось, противник оказался на палубе, и мы смогли сбросить его в море только после ожесточенной схватки. Тогда-то мне и перебили ключицу, которая мучит меня по сей день.

В конце концов мы все-таки выбрались из фьорда. Дул свежий восточный ветер. Мы подняли все паруса и скоро оставили позади наших врагов. Затем пересчитали убитых, перевязали раны и улеглись спать.

На рассвете, разбуженный болью в плече и еще более сильной болью в душе, я поднялся на квартердек. Небо было покрыто облаками. Ветер усилился. До самого горизонта, затянутого серыми тучами, катились холодные зеленые волны с белыми гребнями. Корпус корабля стонал, такелаж гудел. Целый час я простоял, глядя назад, и прохладный ветер успокаивал боль.

Потом я услышал за собой шаги. Не оборачиваясь, я понял, что это Ровик. Он долго стоял рядом с непокрытой головой. Я вдруг увидел седину, пробившуюся в его волосах.

Наконец, все еще не глядя на меня и щуря глаза, слезившиеся от ветра, Ровик заговорил:

— В тот день я все объяснил Фроду. Он ужаснулся, но признал, что я прав. А с тобой он говорил об этом?

— Нет, — сказал я.

Ровик кивнул.

— Никто из нас не станет много говорить об этом.

Мы замолчали. Потом он заговорил вновь:

— Я боялся не того, что Гюзан или кто другой захватит корабль, чтобы владычествовать над миром. Мы, монталирцы, всегда справимся с такими проходимцами. Не боялся я и обитателей рая. Этот бедный старик говорил правду. Они не нанесли бы нам вреда… нарочно… Привезли бы с собой ценные подарки, открыли бы нам свои тайны, дали бы возможность побывать на всех своих звездах.

— Тогда зачем?.. — с трудом выговорил я.

— Когда-нибудь последователи Фрода разгадают загадки Вселенной, — сказал он. — Когда-нибудь наши потомки построят собственный корабль и поведут его навстречу судьбе, которую избрали.