— Расскажите — ка об этом, — попросил он.
— Бычье сердце с трёх сторон протыкалось тремя деревянными пиками или спицами… укладывалось в чашку… и замуровывалось в дымоход. Разумеется, всё это под чтение соответствующего заговОра. Считалось, что такой оберег защитит хозяина от нападения в собственном доме, а дом — от незваных гостей. И, почитай, над каждым очагом, над каждым камином была устроена ниша, куда хозяин прятал такой оберег.
— Я читал, что у Вальтера Скотта дома был настоящий музей из разного рода мистических атрибутов, предметов и кладов, найденных при разборе старых зданий, — добавил Шумилов. — Он размещал в газетах объявления о скупке такого рода находок.
— Вот — вот. У англичан и шотландцев есть вера в подобное, а почему бы и у нас такой вере не быть? Хотя ты вот, поди, смотришь и думаешь: сдурела бабка!
— Ну, во — первых, Любовь Ивановна, вы хоть женщина и уважаемая, но далеко не бабка. — Шумилов улыбнулся собственному комплименту. — А во — вторых, я знаю, что многие учёные и уважаемые люди самым серьёзным образом изучают такого рода феномены.
— «Феномены» говоришь? — Любовь Ивановна задумалась над незнакомым словом.
— Феномен — это необычное явление, не укладывающееся в рамки обыденного мировосприятия, — объяснил Шумилов. — Дорогая Любовь Ивановна, я ведь не просто так сижу тут, рассуждаю… красуюсь, так сказать… Мне помощь нужна.
— Слушаю тебя, Лёшенька.
— Человека мне надо найти. Колдуна. Или «дедушку», как у нас на Дону говорят. Я знаю примерно, где он живёт. И знаю его прозвище. Но настоящего имени не знаю. Как мне к этому подступиться?
— Ага, — тётушка задумалась. — А прозвище как?
— «Блокула».
— Ага, — повторила Любовь Ивановна, задумчиво кивая. — Это не имя, конечно. Это именно прозвище. Не знаю такого, не слышала даже. Местный или как?
— Да, вроде бы, местный. Вот если ехать от Замостья к Нахичевани по нижнему берегу, к парому, значит, вот он там живёт. В районе Аксайской улицы, вроде бы.
— У нас в Ростове этих Аксайских улиц, как собак нерезаных, я и не знаю про которую ты говоришь… Армянин, может? Они ведь тоже христианского обряду придерживаются, хотя и неправославные. А на что он тебе? Ведь каждый колдун что — то своё делает: один боль снимает, другой — плод изгоняет, третий — плодовитость скота поднять может. Тебе — то на что?
— Мне его, тётушка, в тюрьму посадить надо…
— Ага… — тётушка опять надолго задумалась. — Да ты, никак, шутишь?!
— А что, смешно стало?
— Ну, что ты, Лёшенька, шутить этим..! Этих людей обижать нельзя: наложат порчу, и жизни не станет. Они опаснее змеи!
— Я и так порченый, куда ж более: ни кола, ни двора, женщины не любят, капиталов нет и не будет. Зато, однако, не без выгоды: умру молодым, здоровым и с набриолиненной головой.
— Тьфу на тебя, Бога гневаешь, говоря такое! Окстись!
Тётушка заволновалась не на шутку, отложила в сторону своё вязание.
— Люди эти секреты разные знают, опасные секреты, — продолжила она. — Их затрагивать — себе дороже станет.
— Тётушка, вся современная токсикология выросла на ведьмаческих рецептах. Когда в восемнадцатом столетии естествоиспытатели взялись изучать то, чем занимается эта публика, то оказалось, что вся палитра ядов — и минеральных, и растительного происхождения — им прекрасно известна. |