Но к нему особо никто и не обращается. Как — то так сложилось. Он к людям не идёт, ну и люди его сторонятся. Живёт туда дальше, — она неопределённо махнула рукой, — в середине улицы, забор у него такой тёмный, некрашеный, на створках такие трещины глубокие. Это у меня забор вдовий, развалившийся, ясное дело — мужика нет, так и поправить некому, а у него забор, почитай, страшнее моего будет, для мужика с руками — ногами — срам полнейший.
— Странный человек?
— Очень странный. Его за три версты все обходят, говорят, с нечистым знается.
— Колдует, что ли? Или ремесло какое делает?
— А это всяк по — разному называет. Может, и колдует. Так что без нужды никто к нему не подойдет.
— А что за нужда? Лечит от болезней?
— Может и от болезней, а может скот заговорить. Да только не всякого берет. Смотрит на человека долго, а потом скажет — мой, дескать, возьму тебя, вылечу; а может наоборот — гэть от меня. И не подойдёшь! А так его больше за другими надобностями зовут.
— За какими?
— Воду ищет, то есть место, где колодец ставить. У нас ведь тут с водой беда, не в каждом дворе можно колодец поставить, жила под землёй узкая, тонкая, петляет, чтоб её поймать навык нужен.
— С лозой ходит?
— Ну да, с лозой. Ещё слепцов выводит.
— Слепцов — это кротов, значит? — уточнил Шумилов.
— Ну да. Мы их слепцами зовём. Это ж такая зараза — ничем их не взять! Как он это делает — никто не знает, и понять не может. Мой свояк его приглашал — совсем окаянные зверюги замучили, всю морковь и свеклу пожрали — так Макар условие поставил, чтоб все в доме заперлись. Это чтоб не подсматривали, значит. Сказал, кто будет подсматривать — ослепнет и пусть потом лечить не просит.
— Ну, он, вероятно, побоялся, что секрет его узнают и перестанут приглашать, — предположил Алексей.
— Так, да не так. Во — первых, всю работу он ночью делает, когда нормальные православные люди спят. А во — вторых, все лопаты в доме свояка Макар собрал и вокруг себя всю ночь втыкал. Свояк мой попытался подсмотреть, не поверил про слепоту. Но, говорит, такая жуть его взяла, что не выдержал — ушёл в дом, и до первых петухов боялся нос высунуть.
— А что ж там такого страшного было?
— Не сказывал. Просто сказывал, что жутко. Макар ходил, под нос чегой — то бубнил и лопату одну за одной втыкал, то там, то сям. Да только я так скажу: слепцы не только слепые, но и глухие — это все знают. С ними он никак не мог разговаривать. Стало быть, заговаривал что — то. Да и вообще: про нечисть разговаривать — грех, — Варвара быстро троекратно перекрестилась и сплюнула через левое плечо. — Чур меня, чур…
Однако, затронутая Шумиловым тема оказалась слишком животрепещущей и потому после некоторой паузы женщина продолжила:
— А еще говорят, что глаз у него чёрный, дурной. Человека насквозь видит. Если кто мысли дурные против него держит — враз поймёт и отомстит.
— И что, бывали такие случаи?
— Да. Говорят, раньше у него сосед был, Потапенко, на соседнем участке проживал. И на этого Маврикия однажды расшумелся — дескать, твоя кошка моих цыплят передушила. Надо, мол, посмотреть, на какие такие доходы ты живешь… Маврикий тогда при людях плюнул ему под ноги. А на другой день у Потапенки все лицо заплыло — ячмени вскочили по два на каждом глазу. И с того дня стал он болеть, а через полгода уже на погост снесли. Вот так — то.
— Ну, а если человек к нему с добром? Скажем, вот я попрошусь, может, вылечит меня от моей хвори? А то уж я замучился совсем, лечусь, лечусь, а ничего не помогает. |