С этой стороны окна практически не светились и тропинка, да и все окружающее пространство было погружено во мрак. Вдохнув морозный воздух, Варя уже развернулась, чтобы выйти на свет, но тут почувствовала, как горячая рука легла ей на лицо, закрывая рот, а второй рукой, напавший на нее сзади мужчина, обхватил ее за талию и куда-то потащил. Замычав в прижатую к ее губам ладонь, Варя начала брыкаться, но тут же почувствовала, как ее прижали к камню дворцовой стены спиной, навалившись крепким телом, настолько сильно вжимаясь в нее, насколько позволяла надетая на них обоих одежда.
– Знаешь, сначала я на тебя жутко злился, когда из-за тебя получил это отвратительное поручение. Потом моему возмущению не было предела, когда меня оставили здесь, продолжать помогать государыне, хотя я всем своим естеством жаждал поехать с государем, потому что мог ему понадобиться гораздо больше, чем, выбирая между белым и… белым кружевом. И что греха таить, злился я на тебя, ведь это все из-за того нелепого столкновения произошло, – услышав горячий шепот Петьки Шереметьева, который почти касался губами ее уха, когда говорил, Варя почувствовала такое облегчение, что закрыла глаза и едва слышно всхлипнула. Но тут же разозлилась. Да как вообще посмел лапы свои распускать и нападать на нее как самый последний насильник? Изловчившись, Варя укусила его за ладонь так, что Петька вскрикнул и выругался. Отняв руку от ее рта, он зло прошипел. – Знаешь, Варенька, ты слишком долго смотрела на меня свысока, словно я не достоин ходить по той же земле, что и ты. Так что я так или иначе сейчас получу компенсацию, а ты урок.
– Ежели ты, Петруша, меня сейчас же на выпустишь, – прошептала в ответ Варя, – то я закричу, и ты еще больше получишь на орехи, когда государь узнает, что ты почти насильничаешь уже от безделья…
Он не дал ей договорить и поцеловал: жестко, без малейшего намека на нежность. Варя снова забилась, как пойманная птичка, но вскоре обмякла, и уже по-настоящему всхлипнув, обмякла в его руках, и даже умудрилась чуток прикусить его нижнюю губу.
– Да что же ты кусаешься постоянно? – Петька тяжело дышал. – Варя, Варенька…
– Открывай! – зычный голос заставил их вздрогнуть и замереть на месте, словно они воришки ночные, схваченные дворником за руки. Стук множества копыт, ржание, чьи-то голоса нарушили это их странное свиданье. Переглянувшись, молодые люди бросились по тропинке к входу во дворец, откуда и доносились звуки.
Кавалькада всадников спешивалась, мимо прокатилась карета, в которой Варя узнала свою, а конюший провел под уздцы разгоряченного Цезаря, спеша убрать царева любимца в тепло, и обтереть его, дабы не замерз. Так вот почему ее карета задержалась в пути, ее просто не пустили, пока не проехал поезд вернувшегося государя.
Варя опустила взгляд и как будто только сейчас заметила, что Петька держит ее за руку. Вырвав руку, она бросила на Шереметьева затравленный взгляд и поспешила к карете, чтобы уже уехать отсюда и подумать о произошедшем в уюте своей девичей спальни.
* * *
Варвара Черкасская и Петька Шереметьев – м-да чудны дела твои, Господи. Надо ли мне полагать, что пора сватов к князю посылать, или чуток подождать? Ладно, утром с этим оболтусом переговорю и решим, потому что я совершенно не горю желанием портить отношения с князем Черкасским. Он мне пока нужен полностью работоспособным и не мечтающим убить моего единственного близкого друга.
Отдав Цезаря в надежные руки конюха, я бросил еще один взгляд на немного растрепанную княжну и Петьку, который держал ее за руку, но, похоже, не совсем осознавал этого. Утром. Все утром, императорам тоже отдыхать хоть иногда требуется.
– Юра, Петьку завтра с утра пораньше перехвати и ко мне, мы давненько с ним не фехтовали, так и жиром зарасти недолго, – бросил я Репнину, который кивнул в ответ, показывая, что понял меня. |