|
Не каких-нибудь конкретных людей, злоумышленников /а впрочем, и их тоже/, но вселенской антиидеи, которая отрицает Спасителя, потому что она не спасать призвана человеческую душу, но губить ее. Выкорчевывать поле для того, кто миром овладеет. Его поступь слышится. А в России-то последняя битва и состоится. Многое я передумал в ту ночь, а под утро всё же уснул и, как ни странно, спокойно и безмятежно.
Накануне приезда Павла /в день ссоры с сестрой/ я пришел к Даше на рынок, и там у меня произошла стычка с Рамзаном. Вышла даже не стычка, а какое-то недоразумение. Я стоял у ее лотка с фруктами и болтал о разном, она весело откликалась, но, вообще-то, я мешал работе и покупателям. Подошел Рамзан, сделал мне замечание. Это был высокий мужчина лет тридцати пяти. Кстати, довольно вежливый и обходительный. Никогда не скажешь, что он участвовал в первой чеченской войне, может быть, даже они где-то с Павлом и перестреливались. Хорошо одет, симпатичен, прекрасно говорит по-русски. Даша потом сказала мне, что у него чуть ли не два высших образования и большой опыт комсомольской работы.
— Ты лучше иди, — сказала мне она, когда Рамзан удалился в свою палатку. — И правда, я из-за тебя тут со счета собьюсь. Приходи завтра, я выходная.
— Завтра Павел приезжает. Помнишь, я тебе о нем говорил?
— Нет, не помню.
— Ну, подвижник, как ты его раз назвала. Хочу, чтобы вы познакомились.
— Чего ради?
— Так. Он для меня, как старший брат.
— Ладно, посмотрим. Хотя проку в том не вижу. Мне и тебя достаточно, чтобы с тоски не сдохнуть.
Как-то она это очень славно сказала, я даже рассмеялся. Она тоже. Мне хотелось просто стоять и смотреть на нее, как она ловко управляется с виноградом и персиками, как разговаривает с покупателями, как блестят ее глаза, как улыбается. Вновь подошел Рамзан.
— Молодой человек, вам лучше уйти, — твердо сказал он.
— Я товар выбираю, — ответил я. — Нельзя?
— Ничего вы не выбираете. Я за вами давно наблюдаю. Вы мешаете. Уходите. Здесь рынок, а не телефонный пункт для переговоров.
— Килограмм персиков, — сказал я Даше, протягивая сумку. — И выберете помягче.
Рамзан вновь ушел, а я продолжал стоять. На этот раз нарочно, со злости. Но Даша как-то заметно струхнула. Отвечала мне теперь коротко, односложно.
— Чего ты боишься? — спросил я. — Мы ведь в Москве, не в Грозном.
— Если меня выгонят с работы — куда я пойду? — ответила она.
— А мы что-нибудь придумаем.
Я был беспечен, хотя неподалеку Рамзан уже что-то объяснял двум работникам рынка, указывая на меня. Тучи сгущались.
— Уходи! — слезно попросила меня Даша. — Ты не понимаешь… не знаешь, с кем связываешься. Зачем лишний скандал? Ну, пожалуйста.
— Хорошо, — сказал я, вняв ее просьбе. Мне и самому эти направлявшиеся ко мне рожи сильно не понравились. Причем, это были не чеченцы, а русские. Какие-то забулдыги, которым не важно, кому служить за бутылку водки. Я плюнул и ретировался. Не спеша, но все равно было очень противно. Я испытал в то время недолгий липкий страх между лопаток, словно шел под дулом пистолета.
И почему-то думал: как бы поступил на моем месте Павел? Наверное, не ушел бы. Есть ситуации, когда отступать нельзя. Так всё отдашь, стоит только начать.
… Теперь я сидел в своей комнате и жалел о том, что не отправился вместе со всеми к этому корабельщику Игнатову, который всегда производил на меня впечатление человека глубоко порядочного, искренно верующего и любящего Россию. Напрасно Заболотный как-то о нем нехорошо выражался у отца Кассиана, с ехидцей. |