Как выяснилось позже, все драгоценные вещи и изделия, равно как и холщовый мешочек черного цвета с закладными листами Московского Земельного банка и кожаный портфель с разными документами, оказались нетронутыми. Пропали только наличные банкноты, хранившиеся в коробочке, а именно семьсот пятьдесят рублей, поскольку из хранившихся в коробочке кредитных билетов на сумму одна тысяча триста пятьдесят рублей две кредитки – в пятьсот и сто рублей, что лежали у входа в спальню, – были именно из нее. Очевидно, преступник страшно торопился, или его спугнул побежавший на крики несчастных жертв Александр Кара. Скорее всего, судя по протоколу допроса самого Александра Кары, именно так все и происходило. Только вот допросить его удалось не сразу. Кар все время срывался с места и выбегал то в столовую, то в комнату Марты, где доктор Бородулин и профессор Прибытков оказывали раненой Ядвиге посильную помощь. Один раз помощник пристава Холмогоров услышал, как Александр что-то бормочет под нос, и даже различил слова:
– Жива… Все еще жива…
И вообще, душевное здоровье Александра Кары внушало серьезное опасение, что и заметил помощник пристава Холмогоров. О своих опасениях он немедленно сказал доктору Бородулину. Тот в ответ лишь сдержанно кивнул и, оторвавшись от хрипло дышащей Ядвиги, сунул в руку Холмогорова какой-то порошок, завернутый в бумажку.
– Разведите этот порошок в стакане воды и заставьте его тотчас выпить, – произнес доктор и снова занялся вместе с Прибытковым несчастной Ядвигой. – А еще через полчаса, но никак не ранее, – не оборачиваясь к помощнику пристава, добавил он, – вы сможете его допросить…
Иван Федорович Воловцов внимательно принялся изучать предоставленное дело.
Из протокола допроса Александра Кара вечером 15 декабря 1902 года:
«ХОЛМОГОРОВ: Расскажите, пожалуйста, как вы провели сегодняшний день.
КАРА: Весь день? С самого утра?
ХОЛМОГОРОВ: Да, с самого утра.
КАРА: Я, как всегда, встал рано, вместе с отцом. Напившись с ним чаю, мы отправились на завод. Отец обучал меня пивоваренному делу и видел во мне наследника своего дела…
ХОЛМОГОРОВ: Вы ведь не единственный сын Алоизия Осиповича, причем младший, верно?
КАРА: Понимаю ваш вопрос… Да, верно. У нас большая семья. Кроме сестер (долго молчит, похоже, едва сдерживая рыдания и слезы), у меня еще два брата: Юлий и Иосиф, оба старше меня.
ХОЛМОГОРОВ: Тогда почему именно вас ваш батюшка видел в своих преемниках?
КАРА: Почему меня? Потому что для братьев он оставил во владение пивоваренный завод в Саратове. Они в данное время там и находятся…
ХОЛМОГОРОВ: Хорошо. Продолжайте…
КАРА: После пребывания с отцом на заводе я отправился на Лубянку… Да, в двенадцать часов мы вместе с ним отобедали, и потом я отправился на Лубянку, где беру уроки ведения бухгалтерии на специальных курсах.
ХОЛМОГОРОВ: Курсы платные?
КАРА: Да.
ХОЛМОГОРОВ: А кто их оплачивает?
КАРА: Отец.
ХОЛМОГОРОВ: А что за письмо вы получили утром, еще до ухода с Алоизием Осиповичем на завод?
КАРА (вспыхнув): Это письмо было от моей девушки…
ХОЛМОГОРОВ: Вашей? Вы помолвлены?
КАРА: Н-нет. Но это пока, поскольку год назад мной было сделано предложение и получено согласие как от нее самой, так и от ее матери. При условии, что я устрою свое положение и получу полное согласие от своих родителей.
ХОЛМОГОРОВ: Как зовут вашу девушку?
КАРА: Смирнова. Смирнова Клавдия Матвеевна.
ХОЛМОГОРОВ: Простите, но не могли бы вы в двух словах рассказать о содержании полученного письма?
КАРА: Это обязательно?
ХОЛМОГОРОВ: Это желательно.
КАРА: Хорошо. Клавдия Матвеевна сообщала мне, что завтра уезжает из Москвы и просит вечером зайти к ней…
ХОЛМОГОРОВ: Прошу прощения, а куда уезжала ваша невеста?
КАРА: В Боровск…
ХОЛМОГОРОВ: С какой целью?
КАРА (хмурится): Неужели это важно?
ХОЛМОГОРОВ. |