Я говорю им, что десятый — мой личный ад, и они думают, что я шучу, учитывая мои рога и очевидную родословную, восходящую к извергам. Но для меня это не шутка.

Сто лет прошло с тех пор, как умер Эревис Кейл. С тех пор в моей жизни были и другие события, другие трагедии, но самой болезненной остаётся его утрата, событие, которое определило всё «после» в моей жизни. Он принёс себя в жертву, чтобы спасти меня, когда я не заслуживал спасения. За это я ему должен. И я должен быть достойным того, что он совершил.

По-прежнему бывают дни, когда я убеждаю себя, что он не погиб, не навсегда. Как мог он погибнуть? Я видел, как он делает невероятное, выживает в невероятных обстоятельствах. Я смотрю в тенистые углы моего заведения, обшариваю взглядом тёмные переулки Дэрлуна, ищу его, надеясь, что он выступит из темноты со своей обычной серьёзностью, и позовёт меня:

— Магз, — скажет он.

Но этого никогда не происходит.

Его больше нет, навсегда, я полагаю, и меня уже больше девяноста лет никто не звал Магзом. Я никому этого не позволяю, кроме Ривена, а с ним в последний раз мы разговаривали спустя два года после отступления Бури Теней.

Он выглядел другим, когда мы увиделись, более тёмным, более вещественным. Над кружкой стаута в пивной, которую я куплю через семьдесят лет (тогда она называлась «Рыжая Курочка»), он рассказал мне, кем стал.

Я поверил ему. Я видел это в глубинах его глаза, видел это по тому, как обнимала его тело тьма. Он просидел в пивной несколько часов, и бьюсь об заклад, что только один или два посетителя, кроме меня, заметили его. Он стал единым с тенью.

— Фаэрун считает, что Маск погиб, — сказал тогда я.

Он вынул трубку изо рта и выдохнул облако необычно пахнущего дыма. Тени текли с его кожи, как когда-то они текли с Кейла. Он посмотрел на меня с выражением, которое не принадлежало простому смертному. Его голос был шёпотом, порывом ветра в укрытой ночью древесной листве.

— Погиб, но не навсегда. Пускай это остаётся нашим секретом, Магз.

В этой фразе, в том, как потемнела тьма вокруг меня, я уловил угрозу. Я кивнул и сменил тему.

Наш разговор начался с недавних событий и оттуда пошёл назад во времени. Мы говорили о Кейле, Кессоне Реле, Ривалене Тантуле, Страннике, слааде Азрииме, даже о наших днях в Западных Вратах. Я спросил про его собак, про храм. Он не прикоснулся к своему стауту, и когда мы расстались, я почувствовал, что это навсегда.

— Береги себя, Магз, — сказал он.

Я едва не коснулся его руки, но в последний момент не решился.

— Мы друзья с тобой, Дразек?

— Навсегда, Магз.

На мгновение я отвлёкся на звук разбившейся кружки и сопровождавший его поток проклятий. Когда я повернулся обратно, он уже исчез. После этого мы говорили только один раз.

Несколько лет спустя, в год Синего Огня, на Фаэрун обрушилась Волшебная Чума. Многие люди начали отмерять время с того события. А я по-прежнему отмеряю его с того дня, когда погиб Эревис Кейл.

Я зарабатывал на жизнь как проводник и караванщик для фургонов, текущих в Сембию и из Сембии, работая с мужчинами и женщинами того сорта, который я сейчас обслуживаю в «Аду». Я долгое время не осознавал полного объёма изменений, принесённых Волшебной Чумой, но я видел её действие в «Курочке», когда волшебник, сидевший за ближайшим ко мне столиком, оторвал безумный взгляд от своей кружки.