Развалилась на диване.
– – О! Молодец! Вот они обрадуются! – По крайней мере, Регина точно обрадовалась.
По телевизору шла передача про яды. Грибы, от которых удушье начинается через секунду.
– А вы как? – интересуюсь я.
– Нормально тоже. В номере валяемся. Я сейчас в туалете закрылась, чтобы тебе позвонить. Пока он там футбол смотрит.
– Не разрешает? – сочувствую я.
– Тебе звонить? Не, не разрешает. Говорит, я должна отдохнуть…
– = Регин, подождешь, у меня вторая линия?
– Давай. Только быстро.
– Алло?
– Ну, что, грибочков скоро наешься, сука? – прошипели в трубку.
Не попадая пальцем на красную кнопку, я стала нажимать на все подряд, судорожно, телефон плясал в моих руках так, словно его снизу поджаривали.
Я выронила его из рук. Просто выпустила. Он снова звонил, но больше я не в силах была это слушать.
Сорвала с вешалки старый пуховик Антошкиной няни и выбежала на улицу.
Звезды подмигивали не то заговорщицки, не то издевательски.
Я не понимала их.
Но хотелось плакать оттого, что они не понимали меня.
Нет, не плакать. Рычать, стиснув зубы.
А потом тихонечко повыть.
Моя машина пискнула и мигнула. Я села за руль.
Полный бак бензина.
Я решила ехать в Питер.
Просто так. Просто потому, что решила.
Нажала на газ. Включила музыку. Саундтрек из Альмодовара «Высокие каблуки».
Свобода делать что хочешь – это распущенность. Свобода говорить что думаешь – это хамство (не путать с эпатажем – когда делаешь вид, будто говоришь что думаешь.)
Настоящая свобода – это свобода передвижения.
И, как всякой свободой, совсем не обязательно ею пользоваться. Просто знать – что можешь, когда захочешь.
На кольцевой дороге я развернулась обратно Дома аккуратно повесила нянин пуховик на вешалку.
Все-таки прокатилась, вместо того чтобы выть. На луну.
– Что это? – спросила я.
Мы все столпились в прихожей, Антошка опаздывал в детский сад.
Мама зевала, видимо, вчерашняя презентация закончилась не рано.
Охранник освободил коробку от украшений, но, прежде чем открыть ее, попросил нас отойти подальше.
– Еще дальше! – сказал он. – Мало ли что…
Мы выглядывали из-за двери, а Антон из-за наших ног.
– Крокодил! – закричал мой сын.
Это был торт.
– Ничего себе глазки! – одобрительно хмыкнул Антон и засунул палец в выпученный левый глаз.
– Антон, не порть такую красоту! – попросила мама и спросила меня: – Что это?
– Крокодил. – Я пожала плечами. – С выпученными глазами.
И радостно улыбнулась.
– Обыкновенный крокодил, – повторила я.
– Судя по твоему довольному виду, не такой уж и обыкновенный, – сказала мама и потерла глаза, отчего вчерашняя тушь размазалась по всему лицу.
– Не обыкновенный, а очень даже вкусный! – подтвердил Антошка и ловко выковырнул второй глаз. Из взбитого белка.
– То по радио рассказывают, что у тебя крокодил в ванной, теперь торт… Не слишком ли много рептилий на одну семью? – спросила мама и пошла спать дальше.
– И вот вам еще конверт, – сказал охранник. – Только я его посмотрю, ладно?
– Ладно, – кивнула я.
– А я посмотрю хвост! – сказал Антон.
– Тебя уже в садике заждались! – улыбнулась я сыну, не сводя глаз с конверта. |