Я уже выпила пару бутылок шампанского и казалась себе невероятно проницательной. На самом деле он не такой, каким хочет казаться, думала я про Лениного жениха. Ухаживая за великолепной Леной, он видит себя таким, каким хочет быть, и любуется собой.
Олеся уверенными движениями женщины с хорошей фигурой переходила от одного мужчины к другому, игриво приплясывая, и каждую минуту бросала вопросительные взгляды на мужа: «Ты понял, какая я сногсшибательная?»
Младший сын президента одной из бывших союзных республик вел политические дебаты с соседом слева.
Кира познакомилась с мужчиной в блестящей розовой рубашке и стояла рядом с ним, поглаживая розовую Блонди и пытаясь сделать ей «паровоз».
Катя пересела за стол к одному из первых лиц «Веранды у Дачи». Это был известный в Москве тусовщик. Он любил прикрыть свою лысину причудливой шапочкой и отправиться в ночной клуб, производя на малолеток впечатление тем, что знал наизусть слова всех песен еще с тех пор, как они исполнялись впервые.
Уезжали все одновременно. Забывая платки, сумки, подарки, зажигалки и телефоны.
Официанты аккуратно все собирали, стараясь запомнить, что с какого стола. Они знали, что к вечеру им начнут звонить и требовать вернуть забытое. Ценные вещи они сразу отдавали метрдотелю, а тот записывал имена владельцев. Официанты знали всех посетителей в лицо.
Перед выходом образовалась небольшая давка. Несколько гаишников пытались организовать движение. По случаю Нового года и щедрых новогодних подарков от ресторана они не приставали к выпившим водителям со своими пробирками.
Все выпили слишком много, чтобы с грустью понять: праздник, к которому лихорадочно готовились целый месяц, закончился.
17
Мне позвонил мужчина, который представился братом моего водителя.
В новогодние праздники я отдыхала, в офис ездила через день и, если бы он не позвонил, спала бы до двух. Он позвонил в девять.
— Я не рано? — вежливо осведомился он.
— Нет, — сухо ответила я, соображая, что могло произойти.
Я не ездила в больницу недели три, но знала, что здоровью водителя ничто не угрожает. Денег, которые я оставила в прошлый раз, должно было хватить еще дней на десять.
— Вы нас совсем забыли. — Его слова звучали как упрек.
— А что случилось? — Я села на кровати и покосилась на открытую форточку. Вылезать из-под одеяла было холодно.
— Вы же знаете, он в таком тяжелом состоянии…
— Я могу помочь?
— Кроме вас, нам не к кому обратиться…
Его семья отталкивала меня почти полгода. Что изменилось теперь?
— Мы выписываемся, — объяснил он, — состояние, конечно, неудовлетворительное, но дома ему будет лучше.
— А что говорят врачи? — спросила я, думая про милицейскую охрану.
— Ну… они не против.
— Я вас поздравляю.
— Просто… сложности, которые в связи с этим…
— Говорите! — перебила я.
— Ему нужна сиделка, и квартира у нас, знаете ли, неподходящая, и еда ему сейчас особенная нужна…
У меня было впечатление, что он зачитывает по бумажке.
— Вы когда выписываетесь?
— Через три дня, — он ответил неуверенно, видимо, этот вопрос был еще не решен.
— Я приеду завтра в больницу. В три. Я повесила трубку.
Еще одна квартира?
Может, поселить их со Светланой?
Может, вообще ребенка себе забрать?
Может, уехать? В Куршевель! И пусть они сами продают пахту, и падают на пол под автоматами, и учатся чинить упаковочные линии, и…
Я свернулась калачиком под одеялом. |