— Я ведь говорила тебе, что надо использовать то, что есть. Организовать развозочную фирму. У нас есть транспорт, есть договора с магазинами. Нужно выйти с предложением на продуктовые склады, мы вполне можем оказаться конкурентоспособными. Ты занимался этим? — Я действительно говорила об этом проекте Сергею весь последний месяц.

— А пахта? — спросил он.

— Что пахта? — Я никогда не научусь вести себя как Екатерина Великая. У меня и воды-то на столе нет. — Забудь о ней! Иди дальше! Не оглядывайся назад! Хотя я от нее отказываться пока не собираюсь — в качестве сто пятьдесят девятого номера ассортимента.

Сергей сидел, опустив голову так, что плечи его огромного пиджака задрались до уровня ушей.

— Ты связывался со складами? — спросила я.

— Не в полном объеме, — пробормотал он.

— Займись этим прямо сегодня. Через два дня мне нужны ответы. Хотя сейчас каникулы. Ты можешь потерять две недели.

Я ругала себя за то, что не проконтролировала этого раньше. Если хочешь сделать что-то хорошо — сделай сама.

— Что у нас с договорами по рекламе?

— Надо заключать новые. Почти все кончились.

— Мы не будем. Оставляй только наружку. С телевидения уходим. Я надеюсь, ты пробронировал биллборды?

— Конечно. — Сергей закивал головой. Хорошие щиты уходят за несколько дней, поэтому бронировать их нужно заранее. — Часть даже проплачена. Но на некоторые адреса они увеличивают цену.

— Запроси программу в других агентствах. На всякий случай. И дай мне все предложения. И эти, и те. Я выберу. Думаю, щитов двадцать оставим до весны.

— Ну, я пошел, займусь складами.

— Давай.

Он был уже в дверях.

— А мы сотрудников поздравили? — окликнула я его уже в дверях.

— Конечно. Цветы, конфеты и премия.

С этим он отлично справлялся. Когда кто-нибудь оказывался в больнице, Сергей посылал от моего имени бульон.

— Тогда попроси мне еще поесть что-нибудь.

На часах был полдень. Я припарковалась около больницы, но не выходила, дослушивая радио. Пела Милен Фармер. Это была наша с Сержем музыка. В средневековом мужском платье с кружевными манжетами, с огненно-рыжими локонами до самой талии, она пела что-то пронзительно-равнодушное про войну. Всадники за ее спиной рубились на мечах, падали с лошадей, попадая под пушечные взрывы, а она ходила между ними с видом экскурсовода. Пока не влюбилась в генерала.

Водитель выглядел лучше. Он уже сидел на кровати и потихоньку разговаривал. Когда я вошла, он улыбнулся.

Никаких поведенческих изменений в его маме я не заметила.

Мужчина, шагнувший мне навстречу, был его брат.

Я не привезла икры. Я не привезла ничего.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, поздоровавшись.

— Выписываюсь, — прохрипел он. Трубка из его горла исчезла.

Говорить было не о чем.

Они, видимо, ожидали, что в связи с его переездом домой я разверну бурную деятельность.

— Что говорят врачи? — спросила я.

— Дело идет на поправку, — радостно отрапортовал брат.

Мама всем своим видом показывала, что делает мне одолжение, терпя меня в палате.

— Вы живете все вместе? — спросила я. Оказалось, что брат женат и живет с женой отдельно. А мой водитель живет с мамой в двухкомнатной квартире. Но брат собирается разводиться.

— По семейным обстоятельствам, — туманно пояснил он.

— А вы работаете? — максимально вежливо спросила я маму.

Неожиданно она набросилась на меня.