— А чего ты радуешься? — спросила Олеся.

— Да он, наверное, ее привел о разводе поговорить. Сначала — вина, чтоб задобрить. Вы бы слышали, как он плачет последний месяц! Просто чуть не рыдает от любви. Кольцо подарил. Я забыла надеть. Два с половиной карата.

— Да ты что?! — воскликнула Олеся.

— Ага. — Лена самодовольно улыбнулась.

— Красивое? — спросила Катя.

— Очень. В розовом золоте, такие тяжелые цапки. — Она загнула пальцы, пытаясь наглядно показать, как выглядит кольцо.

— Здорово, — согласилась я.

Мы выпили вина.

— Посмотри, он подошел к кому-то. — Олеся показала в сторону, где Ленин жених здоровался с кем-то из своих знакомых.

— Пошли! — Лена быстро схватила меня за руку. — Как будто в туалет.

Я пробиралась следом за Леной между столиками, пока не уперлась в ее спину.

— Привет! — услышала я загадочный Ленин голос и тоже улыбнулась: все-таки мы Новый год вместе встречали.

Он рассеянно скользнул взглядом по Лене, потом по мне, потом по кому-то за моей спиной, улыбнулся непонятно кому и снова обратился к своему товарищу:

— Ну, давай на эти выходные…

Лена стала красного цвета, я поймала внимательный взгляд веснушчатой женщины, схватила Лену за руку и, улыбаясь всему свету, потащила ее в сторону туалетов.

— Ты видела?! — воскликнула Лена.

Я посмотрела, нет ли в кабинках ненужных ушей.

— Это его жена, — сказала я.

— Он не поздоровался со мной! Какая мне разница, жена или мама! Он спит со мной каждый день! Да и не жена она ему!

Дверь открылась, и зашла девушка с мобильным телефоном.

— Да! Я в «Vogue-кафе»!… Полно народа!… Есть, есть симпатичные. — Она подозрительно посмотрела на нас и заперлась в кабинке. — Давай, жду.

Лена беззвучно плакала.

— Принеси мой номерок со стола, — попросила она меня, — я туда больше не пойду.

Я уехала с ней.

Он позвонил ей через час. Лена не взяла трубку. Она молча покачала головой. Он позвонил еще раз.

— Наверное, прячется в писсуарной, — с отвращением сказала Лена, допивая шестой вермут со льдом. — Я не хочу, чтобы мне клялись в любви из писсуарной.

Ей понравилось это слово. За время, что мы с ней пили, она произнесла его еще несколько раз.

Думаю, что, когда она засыпала, писсуарная была тем местом, куда она послала своего жениха.

Я вытащила из кладовой чемодан с Машиными вещами. Аккуратно перебирала крохотные ползунки, чепчики и варежки-царапки. Вот эту джинсовую кепку на три месяца мы купили с Сержем в Париже, когда я была еще беременна. А эти смешные штанишки с гномами, из простого магазина, ей купила свекровь. Мы их, наверное, ни разу не надели. А сейчас они казались мне очаровательными.

— Ты что делаешь? — спросила Маша, с любопытством заглядывая в чемодан. Как и все дети, она была неравнодушна к своему прошлому.

— Так, смотрю… — неопределенно ответила я.

— Хочешь отдать кому-нибудь?

Меня всегда удивляла детская проницательность.

Я села на пол и обняла Машу.

«А ведь у нее есть брат,  — подумала я, — и она наверняка ему обрадуется».

Вещички были в основном розовые — их я откладывала в сторону, выбирая те, что были другого цвета.

— Тебе розовые не нравятся? — спросила Маша, пытаясь натянуть крохотную вязаную шапочку.

— Просто это для мальчика, — объяснила я.