— Ну и правильно. Миллион других будет. Еще в очередь будут выстраиваться!

— Да.

Мне позвонил брат моего водителя.

— Мы дали показания, — сообщил он, — охрана ваша приехала.

— Отлично.

— В понедельник они получат ордер на его арест.

— Спасибо.

Я проснулась среди ночи. В левом боку была такая боль, словно туда засунули крюк и поворачивали. Я не могла встать. Я не могла разогнуться. Кое-как спустилась вниз, к аптечке. Выпила эффералган.

Через два часа выпила еще.

Я не могла ничего делать, только плакать.

Боль не отпускала.

Рассвело.

Я выпила всю пачку обезболивающего, значительно превысив рекомендуемое количество.

Я позвонила в справочную «Билайн».

— Как мне вызвать скорую?

Скорая была у них самих.

Меня привезли в ЦКБ.

У меня был пиелонефрит.

Меня трясло от холода. Это называлось интоксикацией. У меня была температура тридцать девять и шесть.

Она держалась четыре дня.

Я измучилась так, что, если бы мне нужно было отпилить ногу, чтобы это закончилось, я отпилила бы ее сама.

Мне предложили сделать операцию на почке.

— Иначе мы потеряем девочку, — услышала я голос врача.

Они дали мне сорок минут. Если улучшения не будет — начнут операцию.

Через сорок минут температура спала.

Я заснула освобождающим, исцеляющим сном.

В четверг мне стало лучше. Мама, которая все это время была со мной, уехала домой. В пятницу я попросила телевизор. И телефон.

В офисе долго не брали трубку. Лучше бы ее не брали совсем.

Сергей сбежал. По слухам, в «Вимм-Билль-Данн».

Я не знаю точно, что было второй плохой новостью, которую он не успел мне сообщить, — это или то, что Люберецкий молочный завод, с которым мы сотрудничаем, закрыла санэпидемстанция.

— Все из-за вашей пахты! — кричал директор мне в трубку. — Кому вы там перешли дорогу?

— У вас есть факс? — спросила меня бухгалтер. — Я пошлю вам цифры. Мы несем огромные убытки!

Я огляделась. У меня была кровать, тумбочка и на ней телевизор. Факса не было.

— Выпишите меня, пожалуйста, — попросила я доктора, стараясь сделать максимально здоровое выражение лица.

— Пожалуйста, — согласился доктор, — месяца через два. А три недели лежать не вставая. Вы представляете, откуда мы вас вытащили?

Я пролежала, не вставая, еще неделю. Размеренная больничная жизнь действовала на мою психику благотворно. Самое большое потрясение, которое здесь могло случиться, — таракан в туалете.

День начинался с таблеток и ими же заканчивался. Больные радостно встречали посетителей, заглядывая в сумки с продуктами, звонили домой, сидя в коридоре на удобных кожаных креслах, и никуда не спешили.

Больше всего мне хотелось скорее уйти оттуда. Мне казалось, что жизнь проходит мимо.

Каждый день мне звонила бухгалтер. Многие перестали выходить на работу. Я попросила бухгалтера звонить реже. Прогрессия или, точнее, регрессия в цифрах была стабильной, и нехитрые математические расчеты я могла производить сама.

Приехала Лена.

Я сразу предложила ей стул, помня, как мне было неудобно стоять у постели водителя.

Жениха она бросила.

— Я, наверное, какая-то невезучая, — грустно сказала она, старательно отводя глаза от банки с анализом по Нечипоренко. — Попросила своего прибавить мне денег — подорожало же все с этим евро, а он сказал, что у него сейчас сложности. — Она вздохнула. — У него сложности, зато у нее нет. Вероника видела Van Cliff, который он ей на Новый год подарил.