У Торопова был соблазн… О, какой был соблазн у Торопова сказать, что да, что погиб фюрер (Торопова не удивило, что даже мысленно он называет Гитлера фюрером, и нет в этом наименовании для него ни обычной иронии, ни насмешки). Сказать, что бомба, те десять килограммов взрывчатки рванули, когда фюрер стоял на трибуне, что замысел Георга Эльзера сработал… А потом, когда немцы смогут проверить, свалить все на изменение во времени и истории. Мол, Торопов предупредил, и то самое чудо, о котором писали в статьях и книгах, произошло именно благодаря ему, и фюрер не случайно был краток в тот вечер и покинул собрание за тринадцать минут до взрыва…

            И Торопов почти решился соврать, но… В самый последний момент. В самый последний момент он вдруг сообразил, что тогда его потенциальная ценность как источника информации для немцев будет сведена к нулю. Он просто не может знать новой истории, той, что будет происходить после спасения Адольфа Гитлера. Не может…

            – Его спасло чудо, – облизав губы, выдавил из себя Торопов. – Он ушел за тринадцать минут до взрыва.

            – Чудо! – засмеялся Краузе. – А ты на чудо не тянешь. Ты – просто испуганный человечек.

            – А никто так и не понял, почему фюрер так быстро тогда закончил речь. Может, это благодаря тому, что я вас сейчас предупредил, а вы предупредили его? – Голос дрожал, но логическое построение Торопов возводил четко. – Если бы я вас не предупредил, то…

            Краузе оглянулся на Нойманна, улыбка застыла на его лице. Медленно гасла.

            – Врет? – с надеждой в голосе спросил Краузе у штурмбаннфюрера. – Ведь врет же?

            Нойманн прищурился, рассматривая Торопова. Медленно сунул руку в карман плаща, достал «парабеллум».

            – Я вам правду говорю! – крикнул Торопов в ужасе. – Правду! И еще нужно, чтобы фюрер изменил маршрут от своей машины к пивной, на старом его будет поджидать Морис Баво с пистолетом…

            – Ну да, – кивнул Краузе, – Баво, да еще Морис, – типично немецкое имя…

            Нойманн снял пистолет с предохранителя.

            – Он из Лозанны… Он… Это правда! Передайте фюреру, чтобы он изменил маршрут следования… – Торопов ударился затылком о ствол сосны. Еще раз. Ему хотелось жить. О, как ему хотелось жить! Пусть даже ценой изменения истории, ценой уничтожения всего, что окружало его с самого рождения.

            Жить. Жить-жить-жить-жить-жить…

            Щелкнули наручники, освобождая Торопову руки.

            – Повернись ко мне спиной, – сказал Нойманн.

            – Ну… ну пожалуйста… – Торопов даже хотел снова стать на колени, но не смог заставить себя даже пошевелиться – дуло пистолета смотрело ему в лоб.