— помолчав, сказал он. — В глубине души я надеялся, что создан именно для этого.
Монах молчал, наблюдая за птицами, теперь ставшими лишь маленькими точками на небосводе. Герцог продолжил:
— Всем сердцем я желаю справедливости и готов отдать жизнь за очищение веры. Я хочу, чтобы империя вновь вспомнила об истинных правилах Пути. О чести, единстве, бескорыстной помощи нуждающимся. — Волдхард повернулся к монаху. — Благословите ли вы меня на Священный поход?
— Будет кровь, — тихо проговорил божий человек.
— И много огня. Я повергну каждого, кто попытается помешать мне восстановить истинный порядок.
Монах повернулся к герцогу и встретился с ним взглядом. Грегор увидел, что лицо еретика исказилось сладострастной гримасой. Глаза его горели, а рот скривился в жадной и торжествующей улыбке. Руки монаха дрожали, металлические шарики постукивали друг о друга.
— Значит, так тому и быть. Начните со своих владений, приведите эти земли к праведности. А затем, когда наведете порядок в Хайлигланде, возьмите Эклузум, вытащите Великого наставника из его золотых хором и проведите в рубище к месту казни. Благословляю вас. Да свершится задуманное.
Глядя в глаза брата Аристида, Грегор Волдхард перестал понимать, кто из них в большей степени стал одержим этой идеей.
— Я дам вам столько писарей, сколько потребуется, — сказал герцог. — К концу лета Священная книга должна быть переведена на хайлигландский язык и разослана во все уголки Хайлигланда.
— Да будет на то воля Хранителя, — на выдохе произнес брат Аристид.
Этого момента он ждал почти пятнадцать лет.
— Ну что, парни, еще по одной?
Артанна силилась сфокусировать взгляд на глиняной кружке, в которую вцепилась дрожащими пальцами. После нескольких неудачных попыток вагранийка пришла к выводу, что поминальный пир затянулся, а с выпивкой следовало заканчивать. Еще пара тостов, и самостоятельно подняться в свои покои она бы уже не смогла.
— Без меня, ребята, — сказала наемница, тяжело поднимаясь из-за стола. Эта, казалось бы, простая задача, удалась ей со второго раза. — Ух, твою мать… Кто, скажите мне, кто принес эту бутылку?
— Я! — подал голос энниец.
— Смерти моей хочешь, Медяк, не иначе. Где взял?
— В замковых закромах. Это рундская огнивица — так мне сказали.
Артанна закашлялась и с отвращением вылила остатки выпивки на пол.
— Драные рунды. То ли я старею, то ли раньше кастелян предпочитал пойло послабее.
Джерт с опаской покосился на командира:
— Тебя проводить?
— Да уж как-нибудь справлюсь. Я к этому дерьму привычная.
— Ну, если ты свалишься с лестницы и повыбиваешь себе зубы, боги мне свидетели, я пытался это предотвратить. Но зубы таки побереги — пригодятся.
— Да к черту тебя! — отмахнулась вагранийка и нетвердым шагом вышла на улицу.
— Ага, и тебе хорошей ночи.
Джерт проводил ее взглядом и вернулся к Белингтору. Черсо спал мертвецким сном, уронив голову на руки. Поразмыслив, энниец вытащил из кармана менестреля трубку и принялся ее туго набивать. Табак был так себе, да и Джерт не имел привычки курить, но торчать в казарме без дела не хотелось. А сон все никак не шел.
Оставив попытку выдохнуть дым ровными колечками, энниец обратил внимание на пристроившегося в самом углу Веззама. Ваграниец пил редко, но этим вечером последовал традиции и опрокинул несколько кружек за погибших соратников. Судя по виду Второго, горячительное если не ударило ему в голову, то уж точно хорошенько разогнало кровь по венам. |