— Мы не были готовы к столь скорому визиту вашей светлости, — мялся дворецкий в черно-красной ливрее, бегая глазами из стороны в сторону. — Лорд Брайс…

— Был оповещен с утра, — властно сказал Демос, мельком осматривая помещение огромного холла. — К тому же я указал, что встреча — частная, и я не рассчитываю на пышный прием.

— Разумеется, лорд Демос. Сейчас же доложу его светлости о вашем прибытии.

Канцлер быстро потерял интерес к попятившемуся дворецкому и полностью погрузился в изучение архитектурных достоинств резиденции Аллантайнов. Ихраз и Лахель застыли на почтительном расстоянии.

Холл, как и прочая доступная гостям часть замка, оказался вполне традиционным для обитателей Освендиса. Некоторые детали повторяли убранство родового замка Аллантайнов в Белфуре. Высокие своды потолка украшала грубая каменная резьба — напоминание о том, что некогда освендийцы и рунды были единым народом. Нарочито примитивные фрагменты соседствовали с изящной бельтерианской и гацонской мебелью, воплощая дикое и порой отталкивающее смешение стилей.

Демос неторопливо обводил взглядом стены. Огромный камин, разверзший пустую темную пасть, мог вместить несколько человек. На полках в хаотичном порядке теснились замысловатые подсвечники из цветного гацонского стекла. Над камином висел роскошный герб Аллантайнов — на красном поле отчаянно пылало и кровоточило сердце, пронзенное тремя черными копьями.

«Не знаю, помогут ли делу поиски в кабинете Ирвинга, но я должен проверить все».

Размышления Демоса прервало появление самого Брайса Аллантайна. Ихраз и Лахель развернулись прежде, чем канцлер успел заметить герцога. Это был крепко сложенный мужчина средних лет, на полголовы выше Демоса, облаченный в тесноватый дублет из бордового бархата. Грудь Аллантайна украшала толстая золотая цепь, украшенная рубиновой подвеской размером с детский кулак.

— Рад приветствовать вас в своем доме, уважаемый канцлер.

— Счастлив быть гостем, ваша светлость. Благодарю за прием.

Демос подошел ближе и пожал Брайсу руку, подавив желание вытереть ее о край своей туники, ибо ненавидел касаться влажных пальцев. Аллантайн старался держаться с надменным достоинством и двигаться с изяществом, хотя даже прямая осанка нового герцога не позволяла скрыть плотного брюшка — следствия обильных трапез, к которым он питал слабость. Чревоугодие оставило следы и на его лице, в котором совершенно не прослеживались сухие и резкие черты Ирвинга. Брайс, несомненно, был некогда красив той грубой воинственной красотой, сводившей с ума темпераментных южанок. Сейчас все впечатление портили отвисшие щеки и глаза, в которых, судя по характерной поволоке, еще плескались остатки вчерашнего вина. Темно-русые волосы герцога начинали покрываться сединой.

Лорд Брайс откашлялся, и в нос Демосу ударил запах сильнейшего перегара. Неразговорчивость и мрачность герцога объяснялась банальным похмельем.

«Должно быть, это какое-нибудь Шати Бердени-Мале. Красное сухое с уникальными нотами фиалки и миндаля в букете. Если ему так по вкусу бельтерианское вино, нужно преподнести несколько экземпляров из моих личных погребов в Амеллоне».

— С чем связана срочность вашего визита? — Аллантайн всеми силами старался скрыть плохое самочувствие. Получалось скверно. — Что-то снова произошло?

«Ладарий сошел с ума, вот что произошло».

— Прежде, чем я озвучу предмет нашей беседы, позвольте выразить соболезнования по случаю кончины лорда Ирвинга.