— Так в чем же дело?

— В том, что Ричард Крафт арестован за сокрытие доходов. Кроме того, он неудачно вложил полученные деньги, и теперь он банкрот.

— Ерунда какая-то. Я слышал о Ричарде Крафте только положительные отзывы. Как это произошло?

— Фармацевтическая компания Крафта не из самых больших, но и не маленькая. Все у него шло хорошо, пока один из ведущих фармацевтов не решил продать на сторону формулу нового лекарства от аллергии. В создание лекарства были вложены немалые средства, и вот, когда работы подошли к концу, оно вдруг появилось на рынке под маркой конкурирующей фирмы. С тех пор словно злой рок обрушился на беднягу. На взятые в нашем банке деньги он попытался наладить выпуск лекарства в Европе, но в самый последний момент вновь что-то не заладилось. Какие-то проблемы с химическим составом, подробностей я не знаю. В общем, Ричард Крафт, как это ни прискорбно, теперь банкрот.

— А что конкретно ты хочешь от меня?

— Крафт должен подписать документы, подтверждающие переход оставшейся у него собственности в собственность банка.

— А как насчет утаивания доходов?

— Насчет этого мне практически ничего неизвестно. Пока шло расследование, Крафт был выпущен под залог, но, кажется, именно завтра коронер должен возвратить его назад в тюрьму.

— Значит, его вина уже доказана?

— Выходит, что да, хотя мне все это кажется достаточно надуманным — вроде показательной порки, которую решила вдруг устроить налоговая полиция. Так я могу рассчитывать на тебя?

— Можешь, хотя, если уж быть честным до конца, я с куда большим удовольствием провел бы этот день с Кевином.

— Понимаю тебя, Дэниел. Но ты единственный, кому я могу поручить столь щекотливое поручение.

Поговорив еще немного с отцом, Дэниел забрал свою машину со стоянки главного офиса и, выехав на Мейвуд-стрит, направил свой автомобиль к расположенному с южной стороны Центрального парка родительскому дому.

Донесшийся с кухни запах горячих кукурузных лепешек вытеснил из головы Джессики все связанные с событиями прошедшего дня невеселые мысли. На несколько мгновений она словно вновь вернулась в детство, в то самое время, когда не было в ее жизни никаких волнений и каждый день был полон не омраченного ничем счастья. Задержавшись на площадке второго этажа, она внимательным взглядом окинула лестницу и видневшийся внизу холл. Внешне в доме все осталось по-прежнему, но невидимая глазу печать отчуждения уже властвовала над ним. Вздрогнув всем телом, Джессика бросилась вниз по лестнице и остановилась только на пороге кухни. Это место всегда было для нее неистощимым источником тепла и света и даже теперь, когда детство осталось далеко позади, здесь ее душа обретала то, о чем давно уже забыл разум.

— Джессика! Как же я рад, что ты все же вернулась домой! — Ланьи! — Бросившись в объятия старого слуги, Джессика почувствовала, как предательские слезы брызнули у нее из глаз. Ланьи всегда был добрым духом «Фледжберри», и, увидев его сейчас, Джессика почувствовала, как долгожданное спокойствие снисходит наконец на ее душу.

— Добрый вечер, Ланьи, — как в детстве, вытерев глаза рукавом, произнесла она. — Я так рада, что вернулась домой. Париж — это чудесно, но дома куда лучше. Я так соскучилась по папе, по тебе и по Эдварду. Но, когда поняла, что никто меня не встретит, чуть с ума не сошла от беспокойства. Потом еще «Фледжберри-хауз» без единого светлого пятна и вдруг такой постаревший отец… Что все же случилось, Ланьи? Отец так ничего и не объяснил мне, сказал, чтобы я сначала приводила себя в порядок, затем ужинала… Что все это значит? Отец болен? И почему я не должна была возвращаться домой?

— Извини, Джесс, но я не вправе отвечать на эти вопросы.