Обо всем об этом она говорила с Клодом, которого навестила днем в больнице.

– Неужели я всю жизнь трудилась до седьмого пота только ради того, чтобы теперь целоваться с этими уродами! – возмущалась она.

Клод посочувствовал, но даже сейчас, когда Кэра столько для него сделала, больше жалел себя, чем ее. Лишь на несколько минут его хватило, чтобы обсуждать проблемы Кэры, а потом он перевел разговор на собственную персону.

– Что я буду делать? – стонал он. – Одно легкое совсем разрушено. Я, конечно, понимаю, что теперь ты не сможешь оплачивать мое пребывание здесь и мне придется перебраться в какой-нибудь дешевенький санаторий.

Она смотрела на него своими огромными печальными глазами.

– Я ужасно расстроена, Клод. Больше всего на свете мне бы хотелось заработать денег, чтобы поддержать тебя…

Он продолжал стонать. Его страшила перспектива переселения из этой больницы. Здесь у него была роскошная комната, полная цветов. Поклонницы прознали о его болезни и передавали через медсестер букеты и виноград. Он заказал себе все новейшие газеты и журналы в надежде, что Кэра за все заплатит. К тому же он сумел очаровать весь здешний персонал, который был уверен, что этот красавец купается в деньгах.

Кэра позволила ему говорить о себе самом, пока он не выдохся. Она слушала, и в ее душе росло отчаяние. Она не знала, чем ему помочь. А уж как помочь себе – и подавно!… Кроме преданной служанки-норвежки, у нее в целом мире не осталось никого. Послезавтра Ричард женится на Филиппе…

Ричард женится на Филиппе!

Эта мысль, словно юркая змея, копошилась у нее в мозгу, и изгнать ее не было никакой возможности.

Она как могла утешила Клода, сказав, что подыщет для него санаторий получше, и отправилась домой.

Дома ее ждало письмо от дядюшки Тома, который просил срочно выслать пять фунтов, чтобы оплатить лечение тети Агаты. У тетушки обострился артроз, и ей прописали электротерапию.

С печальным лицом Кэра села писать бедному старику письмо, подобное тому, которое однажды порвала, – после того как в ее дела вмешалась Филиппа Спайрз. Ценой огромных усилий ей удалось вывести на бумаге строки о том, что придется перестать посылать пенсионерам деньги до тех пор, пока она снова не найдет работу.

Наконец она написала письмо и скрепя сердце отдала Бриджит, чтобы та отнесла его на почту.

Потом она подумала о другом. Снимать эту квартиру было ей не по силам. Теперь она не в состоянии даже давать чаевые официантам и швейцарам… Словом, придется жить так, как живет большинство людей в Лондоне. Шла война, и люди терпели огромные лишения. Мебель нужно будет распродать, а ключи от квартиры вернуть домовладельцу. Платить за квартиру было нечем.

Но как грустно сниматься с насиженного места!… Здесь прошли счастливые дни ее жизни. И несчастливые тоже. Гостиная хранила недобрую память о Клоде и сказочно-счастливые воспоминания о Ричарде… Всего один вечер Кэра провела в этой гостиной с любимым. Он сидел у ее ног перед камином. Его пальцы касались ее волос. Он целовал ее руки…

Глубокая, беспросветная скорбь овладела Кэрой. Даже плакать не было сил. Мысли о тридцатом июне сводили с ума.

Странно, но Пэт Уэланд тоже куда-то запропастился. Уже давно он не звонил и не писал. Сейчас его дружба пришлась бы ей кстати. Она даже подумала, а не написать ли ему самой, но потом передумала.

«Что толку писать? – пронеслось у нее в голове. – Он влюблен в меня, а я не могу ответить ему взаимностью. Лучше оставить его в покое. Зачем причинять ему боль, которую причиняли мне?»

Театральные друзья, которых Кэра знала много лет, пригласили ее на вечеринку в Челси.