Итак, теперь он покупает ей мебель! Заметил ее нищету и решил использовать это как зацепку. Как-то нескладно все получается... хотя туалетный столик, который она заметила на заднем плане, смотрелся бы отлично.
– Увезите немедленно назад, – приказала Тори. – И передайте, пожалуйста, мистеру Сазерленду, что мы не принимаем подарки.
– При чем тут подарки? Он въезжает в этот дом. Пощечина не сравнилась бы с таким ударом.
– Остановитесь! Что вы делаете? Немедленно остановитесь! Везите всю эту вашу дребедень туда, откуда ее привезли.
Услышав за спиной язвительное хмыканье, Тори оцепенела.
– Дребедень, говоришь...
Даже не оглядываясь, она догадалась, что это был Грант.
Виктория круто повернулась, словно собиралась испепелить его своим взглядом.
– Ты хоть соображаешь, что делаешь?
– Да, я въезжаю в этот дом.
– Это мое поместье. – Тори ткнула его пальцем в грудь. – Мое, и ты не можешь распоряжаться в нем.
– По документам поместье – мое, – произнес Грант бесстрастным тоном.
– Но ты же сказал, что не будешь заявлять на него права...
Грант поднял брови.
– Ты тоже сказала, что не нуждаешься в нем.
– Но я же передумала, – возмутилась Тори.
– Я тоже.
Он направился к своей новой комнате, и Тори засеменила рядом с ним.
– Нет, ты не сделаешь этого. Ты знаешь хотя бы, сколько труда я сюда вложила? Я работала до полного изнеможения. Я так боролась за это поместье!
Грант замедлил шаги. Он вовсе не собирался ее обижать. И в то же время ему так хотелось быть рядом с ней!
– Я тоже боролся и отдал за него больше года моей жизни. Я остаюсь.
– Так ты выбрасываешь нас отсюда? – Голос Тори стал каким-то поблекшим.
От такого предположения Грант чуть не потерял дар речи и тут же принялся ее успокаивать:
– Разве кто-нибудь сказал, что вас выбрасывают? Вы с Камиллой всегда будете здесь желанными гостями и сможете жить так долго, как вам того захочется.
– Кто тебе сказал, что я буду жить здесь с тобой? – выкрикнула Тори. Она задыхалась, слова, казалось, сдавливали ей горло.
– Насколько я понимаю, поместье нуждается в ком-то, кто будет за ним надзирать и развивать овцеводство, – примирительно произнес Грант. – Так вот, я нанимаюсь на эту работу.
Тори ощетинилась. Хорошо. Пусть даже она заплачет, пусть даже у нее затрясется нижняя губа, но у него ничего с этим не выйдет.
– Ты еще горько пожалеешь о том дне, когда состряпал этот план! – не скрывая ненависти, произнесла она. – Я тебя выживу отсюда в течение недели.
Не обращая внимания на ее слова, Грант повернулся к рабочему.
– Несите это на второй этаж, пятая дверь направо, – скомандовал он.
– Это же комната, смежная с моей! – в отчаянии воскликнула Тори.
– Разве? – Грант наградил ее таким взглядом, что она невольно потупилась.
Виктория изо всех сил боролась со слезами. Пока она мерила шагами свою комнату, внутренняя борьба привела к тому, что душа ее ожесточилась еще больше. Как он мог так поступить с ней? Слыша через дверь, как Грант за стеной расхаживает в «своей» комнате, Тори подумала, что большего гнева, чем тот, который зрел внутри ее, испытывать просто невозможно.
Если она и сомневалась когда-либо, стоит ли ей здесь оставаться, то сейчас ее сердце наполнилось новой решимостью. От применяемого к ней давления ее охранительные рефлексы только укрепились. Итак, он может вмешаться в ее дела? Заявить свои права на поместье? Ни за что!
О Боже, она слышала, как он умывается. |